"Кэтлин Тессаро. Элегантность " - читать интересную книгу автора

меня по спектаклю. - Он ведет меня к экспозиции. - Ну, как с тетушками?
Нашли общий язык?
- А, да. Все отлично, - лгу я. - Все просто отлично. - Я оглядываюсь и
замечаю, что дам уже нет на прежнем месте. - Ты нарочно познакомил меня с
ними? У тебя это было задумано?
Он смеется и хлопает меня по заднице - ненавижу, когда он это делает,
причем всегда только на людях.
- Ничего подобного. Откуда такие параноидальные мысли? По правде
говоря, они слишком уж назойливы в своем любопытстве. Но я вовсе не хотел,
чтобы они докучали моей очаровательной жене.
- Тогда чья же это была инициатива? - Мои слова звучат резче, чем мне
хотелось бы.
Он снова хлопает меня по заднице, оставляя без внимания вопрос.
Мы останавливаемся перед фотографией курящей женщины, чьи глаза скрыты
полями шляпы. Она стоит в темном дверном проеме на фоне пустынной улицы.
Снимок этот, судя по всему, был сделан сразу же после Второй мировой войны -
оставляет контраст между сумбурностью обстановки и первозданным
совершенством ее хорошо пошитого новенького костюма ощущение какой-то
неопределенности.
- Вот это и есть стиль, - со вздохом констатирует мой муж.
Внезапно мне становится душно, я чувствую, что устала от этой толчеи,
табачного дыма, чрезмерного многоголосия, слишком уж оживленных разговоров.
Мона снова машет нам, я отпускаю мужа к ней, а сама проталкиваюсь в
небольшой и не столь заполненный людьми зальчик. Там посредине стоит плоская
деревянная скамья, я сажусь на нее и закрываю глаза.
И чего я так напрягаюсь? Всего какой-нибудь час - и все будет позади.
Мона получит причитающуюся ей долю славы, и мы преспокойно отбудем домой.
Главное сейчас - просто расслабиться. Расслабиться и попробовать получить
удовольствие. Я открываю глаза и делаю глубокий вдох.
Со стен на меня смотрят портреты Пикассо, Коко Шанель, Кэтрин Хепберн,
Кери Гранта - многие ряды дотошных скрупулезных фоторабот, запечатлевших
роскошные лица знаменитостей. Взгляды их глубже, острее и проницательнее,
чем у обычных людей, носы прямее и утонченнее. Я позволяю себе погрузиться в
состояние, родственное медитации, - возможность созерцания этой красоты
словно заворожила меня, окутала каким-то волшебным заклятием.
И вдруг я натыкаюсь на портрет незнакомой мне женщины. Ее блестящие
черные волосы, расчесанные на прямой пробор, пышными локонами окружают лицо.
Его черты соблазнительны и своеобразны - высокие скулы, рот, изогнутый,
словно лук Купидона, и очень черные умные глаза. Слегка наклонившись вперед
и подперев одну щеку рукой, она оставляет впечатление человека, занятого
каким-то очень важным разговором. Простого покроя атласное платье выделяется
на скучном фоне диванчика, единственное украшение - нитка безукоризненно
подобранных жемчужин. Ее лицо никому не знакомо в отличие от других и даже
не так привлекательно, но по какой-то причине оно, несомненно, больше всех
притягивает взгляд. Я поднимаюсь со скамьи и подхожу к фотографии. Подпись -
"Женевьева Дарио. Париж, 1934".
Но тут моему уединению приходит конец.
- Так вот вы где! Мона послала нас разыскать вас. - В комнату, повиснув
на руке моего недовольного мужа, вваливается Пенни.
"Только спокойствие!" - мысленно напоминаю я себе, прикладываясь к