"Тициано Терцани. Еще один круг на карусели " - читать интересную книгу автора

пару часов во имя священного принципа прибыли примет решение изъять
миллиарды долларов из одной страны, чтобы вложить их в другую, обрекая целые
народы на нищету.
Все рациональное безумие современного мира сосредоточено было там, на
этом небольшом клокочущем пространстве между Ист-Ривер и Гудзоном, где в
струящихся водах отражается безмятежная синева небес. Здесь каменное сердце
оголтелого, бездушного материализма, изменившего лик человечества. Столица
новой тиранической империи, в которую всех нас толкают, чьими подданными мы
все мало-помалу становимся и которой, как я постоянно инстинктивно ощущаю,
следует всеми силами противостоять, - империи глобализации.
И сюда, в идейный центр всего, что я отвергаю, я явился просить помощи,
искать спасения! Причем не впервые. В тридцать лет я приехал сюда, глубоко
разочарованный пятью годами работы на производстве, чтобы изменить жизнь
по-своему. Теперь я вернулся, чтобы выиграть время для этой самой жизни. Уже
тогда, в первый свой приезд, я разрывался между естественным чувством
благодарности и горечью. Благодарности Америке за то, что она мне дала: два
года оплаченной свободы в Колумбийском университете, где я изучал Китай и
китайский язык и готовился к тому, чтобы отправиться журналистом в Азию, и
презрением, иногда ненавистью к тому, что Америка являла собой.
Когда в 1967 году мы с Анджелой, полные радужных надежд, сошли на берег
в Нью-Йорке с "Леонардо да Винчи" - лайнера, на который мы неделю назад сели
в Генуе, Америка пыталась в грязной и неравной войне навязать свою волю
нищему азиатскому народу, чьим единственным оружием были стойкость и
упорство, народу Вьетнама. Теперь она вела новую войну. При помощи более
утонченной, менее заметной и потому более эффективной агрессии она пыталась
навязать всему миру вместе со своими товарами собственные ценности,
собственную правду, собственные представления о добре и справедливости, о
прогрессе и... терроризме.
Иногда, видя, как из огромных известных зданий на Пятой авеню или
Уолл-стрит выходят элегантные господа с маленькими чемоданчиками из дорогой
кожи, я знал, что это опасные люди, которых лучше избегать. В этих
чемоданчиках было много разных планов, закамуфлированных под "проекты
развития". Тут и плотины, зачастую вовсе ненужные, и заводы, отравляющие все
вокруг, и опасные атомные станции, и новые вредоносные телепрограммы,
специально для других стран, способные причинить больше вреда, чем бомба.
Так кто же после этого настоящие террористы?
Когда улицы начинали оживать по утрам, Нью-Йорк терял в моих глазах
свой магический ореол; иногда он казался мне чудовищным скоплением людей,
потерявших надежду, каждый из которых гнался за любым проблеском
безрадостного богатства или убогого счастья.
В восемь часов Пятая авеню, к югу от Сентрал Парка, в шаге от моего
дома, заполнялась людьми. Волны запахов аэропорта, резкие духи женщин,
бегущих мимо с непременным завтраком в бумажном пакете, чтобы нырнуть в один
из небоскребов. Что за начало дня! Я вспоминал флорентийцев, которые, войдя
в бар "Петрарка", что на Порта Романа, заказывают не какой-то безликий
"кофе". Нет, им подавай "альто" или "маккиато", в стакане или в чашке,
"кремовый капуччино, но без пенки", или вот такое - "сердце кофе в стекле";
там предупредительный молодой Франческо живо интересуется вкусами и
предпочтениями каждого. Да что там говорить, ведь кофе в Нью-Йорке - это
кисловатое обжигающее пойло в накрытом картонном стаканчике, которое