"Родольф Тёпфер. Наследство" - читать интересную книгу автора

молчать, всегда найдется повод для размышлений, для догадок, для наслаждения
ее очаровательным обществом". Так думал я, кружа ее в вихре русского танца с
неведомым мне до сих пор упоением. Мне казалось, что я держу в своих
объятиях божественное воплощение красоты, ума и чувства, и благоухание ее
атласного корсажа, на котором мягко лежала моя рука, еще больше усиливало
мой восторг.
Я решился, решился окончательно, к тому же мне надоели мои вечные
колебания, - как вдруг при разъезде с бала я столкнулся с поджидавшим меня
крестным отцом.
"А, вот и ты наконец! Все в порядке, она без ума от тебя!
- В самом деле?
- Одно лишь слово и ты получишь согласие. Ее родные находят тебя
очаровательным. Все хотят, чтобы ты женился на ней.
- Вы уверены в этом?" - спрашиваю его упавшим голосом.
Он наклоняется ко мне: "Уже толкуют о квартире, которая пришлась бы по
вкусу невесте. Да! уверяю тебя, ты в рубашке родился! Предоставь мне
действовать..."
По мере того, как мой крестный отец продолжал говорить, постепенно
испарялось мое упоение, испарялось божественное воплощение красоты, ума и
чувства и вместе с ними - атласный корсаж. "Я подумаю", - холодно ответил я.
И больше об этом не думал.
И вот я снова почти в той же нерешительности, как и раньше.
"Ну, что там опять?
- Вы будете обедать, сударь?
- Что за вопрос! Буду ли я обедать?
- Дома будете обедать?
- Погоди! Да, дома.
- Я подам на стол.
- Нет, не надо. Я передумал: пообедаю в гостях".

II

Если ты припомнишь, читатель, мы с тобой порядком поскучали во время
нашей последней встречи. Когда я тебя оставил, ты зевал; когда ты меня
оставил, я собирался ехать обедать,
Обедал я у одного своего приятеля, женатого человека, отца семейства не
в пример мне, счастливого и довольного. Он и его молодая жена являли собой
образец дружной семейной пары. Они обменивались взглядами, полными
непритворной нежности, трогательно заботились друг о друге, и по множеству,
казалось бы, незначительных мелочей я мог судить о тесном единении их
сердец. Они отдавали предпочтение одним и тем же блюдам, отказывались от
одного и того же вина, и если один из них оставлял на столе крошки хлеба,
другой подбирал их и с удовольствием отправлял себе в рот. Занятые своей
взаимной любовью, со мной они говорили только из вежливости, и я играл для
них лишь роль третьего лица, чье присутствие придавало особую пикантность их
чистой, целомудренной страсти.
Я смертельно скучал, тем более, что скучал наперекор собственному
рассудку и собственной воле, ску чал, не обращая внимания на советы, которые
мысленно давал сам себе. "Любуйся, - думал я, - любуйся приятным зрелищем!
Оглянись на себя и позавидуй этой милой счастливой чете, позавидуй ее