"Родольф Тёпфер. Наследство" - читать интересную книгу автора

счастью, оно возможно и для тебя, стоит лишь тебе захотеть. Любуйся... -
Ради бога, - отвечал я своему уважаемому внутреннему голосу, - замолчи! Ты
напоминаешь мне моего крестного отца. Уж не он ли подучил тебя так со мной
говорить? Дай мне спокойно доесть отбивную котлету! сейчас это моя
единственная радость, мое единственное желание".
Я не сомневаюсь, что благодетельному влиянию уко ров совести больше
всего мешает тот звук голоса, тот внешний вид, которые мы им придаем в нашем
воображении. Я очень долго не отличал голоса моей совести от голоса моего
наставника. Поэтому, когда совесть во мне говорила, она мне всегда
представлялась педантом в черном фраке и с очками на носу. Мне казалось, что
моя совесть ораторствует по привычке, выполняя служебные обязанности, за
которые она получает жалованье. Вот почему, как только моя совесть
принималась меня наставлять, я начинал упираться и возражать самым
почтительным, и в то же время самым дерзким образом, стараясь поскорее
вырваться из-под ее опеки и поступить как раз обратно тому, чего она от меня
требовала. Из всего этого я извлек одно правило, которое намерен
когда-нибудь провести в жизнь. К моим детям я приглашу такого любезного,
снисходительного и добросердечного наставника, настолько далекого от
педантизма и напыщенности, что если позднее их совесть и примет облик этого
почтенного учителя, она с успехом сможет руководить ими и заставить себя
слушаться. Ах, как жаль, что при столь разумных взглядах на воспитание
детей, я не имею ни малейшей склонности к семейной жизни!
Итак, я ел отбивную котлету. Когда она была съедена, и я утратил
аппетит, я стал с нетерпением дожидаться конца обеда, который мои счастливые
хозяева, напротив, охотно продлили бы и не только ради застольной беседы.
"Какое согласие в аппетитах! - подумал я. - И каков аппетит! Неужели
влюбленные могут так много есть? Вот до чего доводит супружеская любовь! О,
как несходна она с той страстной любовью, очарование которой в тревогах, с
любовью, которая живет и дышит своим воображением, питается своим
собственным огнем. И ты мог задумать, Эдуард (это мое имя), ты мог
задумать..."
"О чем вы так глубоко задумались? - участливо спросила меня молодая
жена моего приятеля - что с вами?
- Он грустит, как все холостяки, - ответил за меня мой приятель. -
Кстати, как твои любовные дела, Эдуард?
- Далеко не столь успешны, как ваши!
- Еще бы! Я надеюсь.
- Я тоже надеюсь!"
Не знаю, как у меня вырвались эти обидные слова. Приятель умолк, жена
его переменила разговор, а я, пристыженный и недовольный собой, молча катал
хлебные шарики, горько раскаиваясь, что не остался обедать дома, где я
никого бы не задел. Как только наступило время, когда можно было, не нарушая
приличий, откланяться, я поспешил вернуться к себе.
В камине горел яркий огонь; я вытащил зубочистку. После щекотки я не
знаю ничего вернее, чем зубочистка, что бы так помогало убивать время. Не
будь зубочистки я бы совершенно не знал, что с собой делать в те долгие
часы, которые тянутся между обедом и вечером где-нибудь в гостях. Однако
времяпровождение с помощью зубочистки это одно из тех удовольствий, которые
легче вкушать, чем описывать.
Так развлекаясь, я размышлял о моем приятеле, женатом человеке. Я