"Владимир Тендряков. Охота" - читать интересную книгу автора

самые близкие. И хочется скулить на фонари: "С кем?.. Кто живой?.. Пустыня
вокруг!"
Прости меня.

Шли прохожие. Одни - от меня, в глубь вечернего города. Другие -
навстречу, чтобы миновать меня и тоже исчезнуть в городской суетливой
пучине. Возникают и исчезают, возникают и исчезают - прохожие, не замечающие
моего существования.
Внезапно я вздрогнул: на меня двигалась пара...
Высокий человек в белом пыльнике, натянутом поверх темного костюма, как
халат хирурга, в пролетарской кепочке на голове. А рядом с ним, парадно
рослым, - невысокий, со скособоченными плечиками, из-под шляпы торчит
гнутый, не вызревший до хищности нос.
Я не верил своим глазам: на меня рука об руку шли Фадеев и этот...
Искин. Судья и преступник - вместе. Праведность и порок - плечо в плечо, в
мирной беседе, среди гуляющей публики.
Они прошли мимо меня, совсем рядом. Мимо меня, увлеченные друг другом.
До чего же странен мир!..
Сильная рука бережно держала Юлия Марковича за локоть. Знакомо ощущение
этой дружеской руки. Лет двадцать тому назад они вот так же бродили ночами
по московским бульварам, говорили о мировой революции, о жертвенности во имя
ее. И цокали тогда по булыжнику подковы извозчичьих лошадей, и тенорами
кричали лотошники, предлагая нехитрый товар: "Карамель из Парижа "Норт-Дам"
для ваших дам! Леденчики - для младенчиков!"
Иные времена, иные речи, иной голос у Саши Фадеева, только рука на
локте прежняя.
- Ты думаешь, Юлька, я шкуру свою хотел спасти, свой петушиный насест!
Нет, не испугался бы встать перед всеми и сказать: очнитесь! Какой к черту
космополит Юлька Искин! И ты ведь представляешь вопль вселенский,
представляешь ярость. Добро бы, против меня, но ведь и против тебя, Юлька. В
первую очередь против тебя! Троекратная, десятикратная ярость! Вспыхнул бы
ты на ней, как мотылек в пламени. Поэтому и не встал грудью, что бесполезно.
Лишнее масло лить в огонь.
- Это же страшно, Саша! Неправда, выходит, непобедима.
- Неправда, Юлька?.. Мы, видно, плохо еще представляем, какой пожар мы
запалили. Пожар, уничтожающий дикий лес, чтоб вместо дикорастущих росли
полезные злаки. В сжигающем нас огне, Юлька, - глубинная правда!
- Но почему нам гореть вместе с дикорастущими? Мы же этот пожар
подпаливали. Он, выходит, уже не наш, неуправляем?
- А ты считаешь, что пожар должен служить нам и только нам? Да какое
основание тебе, мне, кому-либо другому считать эту полыхающую революцию
своей собственностью? Мол, пусть обжигает другого, а меня минует. Пусть
Есенина, Маяковского, пусть Бабеля, гори они ярким пламенем, только не я.
- Революция выжигает своих!
- А вот в этом, Юлька, можно посомневаться.
- Саша, ты считаешь: я враг революции?
- Нет. Но и Есенин, и Бабель врагами революции не были, а были ли они
ей своими? Сомнительно.
- Саша! Это бесчеловечно!
- А к нам, Юлька, наверное, человеческие мерки неприменимы.