"Владимир Тендряков. Охота" - читать интересную книгу автора

Тоскливенький холодок поплыл из глубины, от живота к горлу. Клавдия
часто показывала Юлию Марковичу письма Раечки, он знал ее стиль: "Мое сердце
без тебя, словно ива без ручья..."
- Вы, кажется, знаете, кто автор?
- Догадываюсь. Так что она там?..
- Она... гм... она пишет... "Член партии, писатель Искин Юлий Маркович
принимает у себя дома подозрительных людей, которые ему жалуются на
Советскую власть. Искин Ю. М. снабжает их деньгами на тайные цели. Он, Искин
Ю. М., полный двурушник - в разговорах хвалит русскую нацию, а как на деле,
то ненавидит. Простую русскую женщину, которую он у себя держит в прислугах,
выпихнул на кухню, а сам живет в двух комнатах - одна шестнадцать квадратных
метров, другая двадцать два..." - Секретарь, поморщившись, отодвинул
письмо: - Вот, чем богаты, тем и рады.
"Сервант бы вам лучше сюда вынести..." До того, как он, Юлий Маркович,
помог прописаться, она уже обмеривала веревочкой его жилплощадь.
- Вы хотите, чтоб я оправдывался? - спросил Юлий Маркович.
- А что делать? Мы обязаны внюхиваться, вы - очищаться.
- Письмо без подписи?
- Да, анонимка.
- Даже при царе Алексее Михайловиче не принимали анонимок. Каждый, кто
кричал "Слово и дело!", должен был называть себя.
- При царе Горохе, может, и так, а я вот не могу выбросить этот
букетик. Вписано в книгу, пронумеровано - документ!
- Тогда разрешите на него официально вам заявить: я не принимал у себя
антисоветски настроенных людей, не вел с ними подрывные разговоры, не
снабжал их деньгами на тайные цели... Вас это устроит?
- Вполне. Напишите объяснение, что у вас никто не бывал... кто бы вас
мог как-то скомпрометировать.
Секретарь ждал краткого и решительного - никто. Но Юлий Маркович не мог
так ответить. Соврать ради простоты столь же опасно, как выбросить в
мусорную корзину анонимку.
- У меня бывал Вейсах... Семен Вейсах... Мы с ним двадцать пять лет
знакомы.
Секретарь парткома тоскливо отвел глаза, и лицо его сразу же стало
брюзгливо несчастным.
- Не хочу допрашивать вас, о чем вы там с ним говорили, но надеюсь...
надеюсь - вы хотя бы не давали ему денег.
- Давал... Он сейчас без копейки.
В громадной, отделанной черным дубом комнате с величественным камином,
где в углу сиротливо (за неимением другого места) ютился стол секретаря
парткома, наступила тишина.
- Худо, Юлий Маркович, худо... - произнес наконец секретарь. - Я не
хотел это выносить на обсуждение комитета... Не могу.
Это "не могу" были последние дружелюбные слова - взгляд стал скользить
куда-то мимо уха Юлия Марковича, лицо обрело деловую сухость.
Позднее Юлий Маркович вспоминал об этом человеке только с обидой. Как
быстро в нем иссякло сочувствие! Как легко он согласился на "не могу"! Как
мало в нем было человеческого!
Но что бы ты сделал на его месте?
Выбросил письмо-анонимку в мусорную корзину, зная наперед, что при