"Владимир Тендряков. Охота" - читать интересную книгу автора

дежурке. Не имей сто рублей, а имей сто друзей. Карточки-то отменили, а хлеб
у нас все равно по спискам продают. Для районного начальства по особым
спискам даже белый хлебец отпускается. Через Маруську-то и мне его
перепадает. А вот сахару у нас нет ни для кого, даже для начальства..."
Надо матери послать килограмма два сахара. Такие расходы мой тощий
карман как-нибудь выдержит.
- Очередное снижение!.. Рост благосостояния!.. Расцвет жизни!..
В Москве сахар не проблема. В бывшем Елисеевском на площади Пушкина
прилавки ломятся от разных продуктов: колбасы всех сортов, окорока,
художественно разрисованные торты, монолиты сливочного масла... Но из Москвы
я не смогу отправить сахар матери - продуктовые посылки в городе не
принимают. Придется сесть на электричку, уехать куда-нибудь под Загорск,
подальше от столицы, оттуда отправить ящичек с двумя килограммами сахара в
наше село, где хлеб распределяется по спискам и начальство пьет несладкий
чай.
Радио бравурно наигрывает и хвалится:
- Снижение!.. Рост!.. Расцветание!..
Я подсчитал: от такого снижения в месяц сэкономлю... два рубля. Обед в
столовой стоит худо-бедно пять рублей. "Снижение!.. Расцветание!.."
Эмка Мандель сидит на своей койке, чешет за пазухой, сопит, смотрит в
одну точку и неожиданно рожает четверостишие:
- А страна моя родная
Вот уже который год
Расцветает, расцветает
И никак не расцветет.
Радио восторженно играет, мы смеемся.
- Талант - штука опасная! - вдруг изрекает из угла некто Тихий Гришка.
Ему уже за тридцать, среди нас он считается стариком, всегда молчалив,
всегда обособлен, в своем углу, как крот в норе. Но если он раскрывает рот,
то почти всегда выдает закругленную истину - банальность и откровение
одновременно.
Эмка отбивает мяч:
- Старик! Ты в полной безопасности!
Должно быть, Раиса родилась под счастливой звездой. Все получилось
неожиданно легко и быстро. Без помех отыскался старый знакомый Семена
Вейсаха, который когда-то помог прописать Клавдию. Он по-прежнему работал в
горисполкоме, занимал еще более высокое место, слышал о беде Семена,
сочувствовал ему, готов был исполнить просьбу Юлия Марковича. Телефонного
звонка в отделение милиции было достаточно, чтобы на периферийный паспорт
Раисы поставили штамп: "Прописана временно". С Юлия же Марковича взяли лишь
расписку, заверенную жилуправлением, что не возражает прописать на свою
площадь гражданку Митрохину Раису Дмитриевну.
Операция проводилась с помощью имени Семена Вейсаха, а потому его
пригласили на чашку чая. Юлий Маркович никак не мог забыть свинцового лица
друга Семена, его самостийно подмигивающего глаза.
В пятнадцать лет Вейсах воевал у Котовского. Легендарный комбриг, как
говорят, ласково называл его: "Образцово-показательный жид у меня". Вейсах
специализировался по военной литературе, участвовал в свое время в разных
объединениях - ВАППе, ЛЕФе, ЛОКАФе, из писателей больше всего чтил своего
старшего друга Матэ Залку, в свое время рвался вместе с ним в Испанию, но