"Владимир Тендряков. Охота" - читать интересную книгу автора

сунула. Для подарка слишком много, для жизни мало - не растянешь до свежей
картошки.
Дочь проводила Клавдию до того места, где от корявой, искалеченной
лесовозными машинами дороги отходил в сторону Веселого Кавказа мягкий,
травянистый проселок. И тут Райка впервые обняла мать, прижала к себе,
заголосила раскаянно:
- Маменька родима-а-я! На погибель тебя отправля-а-ю! Не увидимся
боле-е!..
Она шла лесами и полями, минуя тихие, оцепеневшие от голода деревни,
ночуя то в заброшенной сторожке, то в прошлогоднем стожке сена. И тучное
лето стояло вокруг. Радостно зелены были поля, сияюще зелены перелески,
листва хранила еще весеннюю праздничность. И садилась отдыхать у родничков,
жевала городской хлебец со сладкой поджаристой корочкой, запивала его из
берестяных черпачков студеной, травянисто пахучей водицей и радовалась не
знай чему. В такую счастливую минуту она набрела на счастливое решение. Пока
шагала до дому, все толком обдумала.
В сельповской лавке села Бахвалова на полках с самого начала войны
стояли пожелтевшие коробки с порошком "дуст" да деревянные клещи - заготовки
для хомутов. Но продавщица Кутепова Мария в глубоких тайничках всегда
держала бутылочку "московской", спасенную от продажи по спецталонам. Клавдия
предложила Машке Кутеповой обмен - две банки мясных консервов за пол-литра
под сургучом.
Председатель сельсовета Афонька Кривой ради советской державы готов был
отдать жизнь, и не одну - много, но за бутылку "московской" он бы не пожалел
и самой державы. Афонька Кривой написал Клавдии справку с чернильным штампом
и круглой печатью.
Она доехала до Москвы и стала просить милостыню возле Курского вокзала,
выбирая тех, у кого подобрей лица. Она протянула руку к офицерику:
- Христа ради, на пропитание.
Офицерик был невысок, шинель нескладно сидела на его узких плечах рыжие
бровки, нос клювиком, мягкие чистенькие морщинки.
- Откуда ты, бабушка?
Разговорились. Клавдия чистосердечно поведала, как бежала из Веселого
Кавказа.
Юлий Маркович тогда только что демобилизовался. Всю войну он без особых
тягостей прослужил во фронтовой газете, часто наезжал в Москву. Шинель с
погонами майора он донашивал последние дни, несколько книжных издательств
нуждались в его сотрудничестве, жена тоже работала, росла дочь, и ее не с
кем было оставлять дома.
"Бабушка" оказалась старше его всего на три года. Поразили ее глаза
ненастно серые, ни боли в них, ни надежды, одно лишь бездонное терпение,
глаза русской деревни, перевалившей через самую страшную в истории
человечества войну.
Одиссея, начавшаяся в Веселом Кавказе, окончилась на Большой Бронной.

У порога нашего института, заполняя скверик, сиял бронзовый вечер. За
сквериком, стороной, рыча, громыхая, давясь гудками, шелестя шинами, суетно
и дерганно, равнодушно и напористо катился мимо город - нескончаемый поток
необузданных машин и неприметно тихих прохожих.
Он был одним из этих тихих прохожих. В тщательно вычищенном пиджачке с