"Владимир Тендряков. Суд" - читать интересную книгу автора

скрывался от старухи в свою боковушку, высыпал на дощатый стол пули - весь
запас, какой был,- а рядом с ними клал ту, проклятую, вынутую из медведя.
Потом долго перебирал, внимательно сравнивал - есть ли отличка. Нет, не
было. Брось эту пулю в общую кучку - затеряется. Странно, маленький, ничем
ровным счетом не приметный свинцовый кругляш - мертвая вещь, но в нем
какое-то зловещее колдовство! Запутывает, раздирает душу, и не бросишь его,
не отделаешься. Казалось бы, что стоит легонько подтолкнуть к куче других
пуль - и не разберешь потом, какую же вынул из-под медвежьего черепа.
Подтолкни... А завтра выбегут на улицу митягинские ребятишки, будешь на них
глядеть и казниться - в руках правду держал, помочь мог бы, ан нет,
испугался. И хочется подтолкнуть, и нельзя.
Семен опускал пулю в карман, но каждый раз оставалось такое чувство,
что положил не ту, а какую-то другую. Каждый раз испытывал тоскливое
бессилие - раз все пули друг на друга так похожи, то неси любую и доказывай:
в ней правда спрятана. Кто поверит? А не поверят, то и нянчиться нечего с
пулей, зря мучить себя...
Строже всего Семен хранил тайну от жены. Баба и есть баба - волос
долог, да ум короток. Поведай, не утерпит - разнесет по селу. Проще
признаться Митягину. Но с кем-то хотелось поделиться, услышать со стороны
добрый совет. Один на один с этой трижды проклятой пулей можно сойти с ума.
Самым уважаемым человеком по селу был Донат Боровиков, председатель
колхоза. Он в председатели был выбран давно, лет пятнадцать назад. Но добрых
лет десять ни он сам, ни его колхоз ничем не выделялись среди других.
Вырвался как-то неприметно: выстроил новую свиноферму, новый скотный двор,
птицеферму с инкубатором и пошел разворачиваться. Раньше Донат был тощ,
вертляв, теперь стал осанист, басовит, нетороплив, его имя печатали в
газетах, на районных собраниях выбирали в президиумы...
Семен по давней дружбе часто заглядывал к Донату. Тот ставил для
медвежатника поллитру и просиживая с ним за полночь, беседуя об охоте, о
глухих лесных местах, о рыбных озерах в лесу, хотя сам ни охотой, ни
рыбалкой нe бaловался.
Ему-то и открылся Семен.
- Да-а, история,-протянул Донат. Он сидел за столом в нательной рубахe,
краснолицый, благодушный, разморенный пропущенным стаканчиком.
- Поганая история, больше некуда,- поддакнул Семен.- Скажи: ты-то хоть
веришь ли мне?
- В чем?
- Что пулю вытащил из медведя, а не подсунул ее.
- В это верю. Только хочу совет дать, ты эту пулю при себе храни, а не
шуми о ней на всех углах.
- Эко! Не шуми... Ты тоже хочешь правду упрятать?
Донат удобнее устроился за столом, заговорил внушительнее:
- Правда?.. А ты задумывался когда-нибудь, что это такое? Вот я снял
Гаврилу Ушакова с заведования молочной фермой. Он говорит: я полжизни на
этом месте проработал, все силы отдавал, коли какая-нибудь корова
растелиться не могла, ночами не спал, дежурил, нянчился. Правда это? Слов
нет, правда - и сил не жалел, и ночами не спал. А все-таки я пошел поперек
его правды. Гаврила - старик, образования никакого, норовит все сделать, как
бабки да деды делали. Мы ему покупаем разные там электродойки, проводим
автопоилки, налаживаем подвесные дороги, а они ему не к рукам - ломаются,