"Николай Дмитриевич Телешов. На тройках (Из цикла "По Сибири")" - читать интересную книгу автора

- Скорей! Скорей! - волновался Матвей Матвеевич, то подходя к повозкам
и понукая ямщиков, то вглядываясь вдаль и щурясь на две черневшие точки.
- Прописаны подорожные? Садитесь! Пошел, ямщик!
Догоняй те тройки!
Взвился кнут - и лошади помчались. Волнение Панфилова, однако, не
улеглось. Все внимание его было обращено на дорогу, по которой вдалеке
неслись две скачущие тройки.
- Пошел! Гони! - покрикивал Матвей Матвеевич, не спуская с них глаз. -
Да пошел же ты, черт тебя побери!
Ямщик нахлестывал лошадей и торопился, в надежде получить на чай, не
обращая внимания на ругань. Тройка летела, а Панфилов все не мог
успокоиться.
- Гони! Гони!.. Ах ты скотина, как едешь! Вот я тебя!
я тебя!
Но браниться во весь голос на морозе не так-то легко, и Матвей
Матвеевич устал.
- Да ругайся хоть ты! - толкнул он Бородатова, откидываясь в глубину
повозки.
Бородатов начал ругаться экспромтом, без всякого вдохновения. Между тем
расстояние между тройками малопомалу все сокращалось и сокращалось. Вот
уже ясно виднеется сучковская повозка с ее глянцевитым чепчиком; алые лучи
заходящего солнца сверкают на ее лощеной циновке.
"Теперь не уйдешь!" - радостно думает Панфилов.
Лихо несутся передние кони, но еще лише скачут панфиловские тройки.
- Ух! Эй! Го-го! - вскрикивает ямщик тонким, почти бабьим голосом и, не
помня обиды, взмахивает кнутом и руками, привставши на облучке.
Но вот и вторая станция - Кадинцы. Тройка лихо подкатила к крыльцу,
колокольчики беспорядочно заболтали на все лады, точно перебивая друг
друга, и вскоре они заливались над другими конями среди волжского раздолья.
Солнце уже село. Начинало вечереть, когда миновали Юркино. Январские
сумерки стали заволакивать даль, и в воздухе заметно свежело. Серый иней
вставал над лесами, окутывая постепенно весь правый берег; белая равнина
тоже серела и мало-помалу сливалась с туманною далью.
Первые звезды замигали на небе. Крепчал мороз. С хрустом и скрипом
оседал снег под полозьями; казалось, скрипела и самая повозка, точно
сафьяновый кошель. Осколок луны, белевший недавно точно облако, теперь
позолотился.
Анютин выглянул из повозки, и глаза его встретились с отблеском луны.
Он было отвернулся, но потом снова поднял глаза к небу. Что-то ласковое
просилось к нему в душу; эти кроткие лучи среди мертвой природы будили в
нем его полузадавленную молодость.
- Шельмец, шельмец! - тихонько прокряхтел он, и неизвестно, к кому
относились эти слова.
В это время около них показался задок чьей-то повозки.
- Никак, обгоняем?
- Сучковская! - ответил ямщик и завертел по воздуху кнутом.
Слышно было, как рядом сопели лошади, и скрипела чужая повозка, и чужой
колокольчик вмешивался в песню их колокольчика. Но приказчикам было все
равно: они ли кого обгоняют, их ли кто, - они вовсе не интересовались и
спокойно лежали под чепчиком, рассуждая об ужине да любовно поглядывая