"Николай Дмитриевич Телешов. На тройках (Из цикла "По Сибири")" - читать интересную книгу автора

производят самые фантастические сочетания: то чудится в них какой-то терем
волшебный, то узоры, вышитые по канве, - целый русский сказочный мир
встает в воображении...
А тройки летят во всю мочь, крутя за собою снежную пыль. "Эх! Эх!" -
покрикивают ямщики. Чутко и вольно разносятся окрики, радостной песней
заливаются колокольчики, и снежная пыль летит прямо в лицо и крепко
садится на фартук повозки. Глядишь-глядишь на все стороны, и не хочется
слова сказать. Вон что-то черное виднеется в стороне - это полыньи. Иногда
полыньи встречаются очень большие, с версту длиною; говорят, не будь их,
рыба не могла бы зимовать в реке, - так ли? Некогда разбирать!
Морозный воздух вплетается в усы и в бороду, смораживает ресницы. "Эх!
Эх! Други милые!" - слышится веселый окрик, и непонятно, чему веселится
ямщик.
Но тут, то там в разных местах по реке возвышаются ледяные кресты,
иногда до сажени ростом.
Бородатову надоело молчать. Он глядел направо, глядел налево:
прекрасные, но одинаковые картины, хотя и одинаково прекрасные, менялись
перед его глазами. Он давным-давно знает волжский обычай с ледяными
крестами, но ему хочется слышать человеческий голос, который нарушил бы
величаво ледяное безучастие природы.
- Ямщик!
Тот мгновенно обернулся, но тотчас же привстал, нахлобучив шапку, чтоб
не свалилась, гикнул и пустил тройку еще быстрее.
- Ямщик!
- Ась?
Бородатов почувствовал себя барином и почему-то рассердился, по крайней
мере в голосе его зазвучала командирская нотка:
- Что за кресты, я спрашиваю.
Ямщик опять привстал, хотел было опять гикнуть, но спокойно опустился
на облучок и, балуя вожжами, ответил:
- Обыкновение. Ребята делают изо льда; наколяг и сложат крестом. Так уж
заведено, чтобы в крещение после обедни строить.
- Зачем же? Примета, что ли, какая?
- Кто ж их знает, должно быть примета.
Для разговоров, однако, не время: вот уж чернеется кабак на седьмой
версте, у дверей которого лошади останавливаются сами, потому что это -
тоже волжский обычай, и ни одна тройка его не минует. Ямщики проворно
соскакивают с повозок и молча подходят к Матвею Матвеевичу, ухмыляясь и
почесывая в затылках. Лошади стоят, тяжело дыша; от них валит пар,
замерзая вокруг губ и ноздрей.
Получив по серебряной монете, ямщики через минуту вернулись, утирая
рукавом губы, вскочили снова на облучки, гикнули, и повозки, взвизгнув
полозьями по скрипучему снегу, опять понеслись вдаль.
Много было прикушено языков, много было посажено синяков на лбы и шишек
на затылки, прежде чем выдуман такой экипаж. Русский человек доходил до
него постепенно, не торопясь, и всякий раз умудрялся горьким опытом.
И, наконец, состряпал такую штуку, что, кати на ней хоть к чертям на
кулички, - горя мало! Это не сани с ковровым задком и мягким сиденьем, в
которых езжали, бывало, откупщики на прогулки; это не кошева, в которой и
до сих пор ныряют по ухабам разные куплетисты и фокусники, неизбежные