"Николай Дмитриевич Телешов. На тройках (Из цикла "По Сибири")" - читать интересную книгу автора

частое поглядывание на часы и обнаруживало его тревогу. Напрасно, однако,
дожидался он Тирмана, ушедшего получать багаж, и Сучкова, ушедшего
умываться. К кофе никто не явился.
"Тем лучше!" - подумал Матвей Матвеевич и, не торопясь, будто
прогуливаясь от нечего делать, вышел вместе с Бородатовым из вокзала и,
как только вышел, сейчас же как бешеный вскочил к первому извозчику и
погнал что есть мочи на почтовую станцию.
Вот они, панфиловские повозки! Вот стоят у самых ворот, и добрые кони
встряхивают колокольчиками... Матвей Матвеевич взглянул на свои повозки,
маленькие, легкие, приспособленные для быстрой езды, взглянул на громадных
коней, впряженных тройками, которые били в нетерпении снег копытами и
мотали головами, - на этакой тройке да не лететь!
"Постой же! - погрозил он кому-то, улыбаясь. Улыбались и ямщики, давно
знавшие Панфилова и чуявшие в карманах хорошую подачку на чай. Готовясь
вспрыгнуть на облучки, они весело разбирали вожжи, а путники, надевши
сверх полушубков теплые дохи, усаживались по местам. Огромное тело
Панфилова заняло почти всю повозку, и Бородатов еле-еле пристроился сбоку,
завидуя другим приказчикам, которые вдвоем засели во вторую повозку,
разделивши места по-товарищески. Содержатель "Вольной почты", провожая
старых знакомых, одолжил по особому случаю Матвею Матвеевичу курьерскую
подорожную.
- Все сели? - раздался громкий окрик.
- С богом! - ответили из задней повозки.
- С богом! - скомандовал Панфилов и, сняв меховую шапку, перекрестился.
Лошади тронули...
Сначала проехали "Вольную почту", потом замелькала своими рядами и
вывесками Нижегородская ярмарка, пустующая в это время года и вся
занесенная снегом; мелькнул водопровод, и лошади спустились на Оку. Ехали
не спеша: то и дело мешались встречные обозы, или городские сани
перерезывали путь. Вот в правой стороне показался Нижний, а вот и кремль,
на который все стали креститься; вот мелькнул красавец Откос; потянулись
караваны огромных барок, зазимовавших во льду, но все это мало-помалу
осталось уже позади, исчезли всякие признаки жилья, и перед глазами
развернулась одна широкая, бесконечная "кормилица-матушка" - Волга.



II


Ясный морозный день. В воздухе тишина невозмутимая.
Небо совершенно голубое, точно летом, и солнце светит полетнему, только
не греет, и белый снег вокруг блестит и искрится, так что больно смотреть,
и вьется впереди наезженная дорога прихотливыми очертаниями, и не хочется
отрывать взоров от сверкающей бесконечной равнины, что тянется по левой
стороне не тронутая человеческими ступнями, до самых краев небосклона.
Правый нагорный берег глядит на нее исподлобья, как старец-жених на
молодую невесту, и там, где раскинулись старые Печоры с их колокольнями,
утопающими летом в зелени садов, торчат оголенные ветки. Угрюм и задумчив
этот нагорный берег, весь обросший старыми лесами; заиндевелые деревья