"Уильям Мейкпис Теккерей. Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 2)" - читать интересную книгу автора

ДРУГ)- и он, как в былые времена, затянул: - "Она другого любит, мне не
видать ее!.." - и, допев куплет до конца, рассмеялся. - Да-да, - говорил он,
- это очень милая, бонтонная записочка; в ней изысканные выражения, Джей
Джей, и очень правильные чувства. Каждое маленькое t перечеркнуто, и у
каждого маленького i над головой точка. Просто образцовое упражнение, знаешь
ли, за которое прилежный ученик, как рассказывается в старом учебнике
чистописания, получает пирожное. Впрочем, ты, возможно, не по такой книжке
учился, Джей Джей? А меня мой славный старик учил грамоте еще по своему
букварю. Ах, стыд-то какой: от девицы письмо прочел, а отцовское ждет. Милый
мой старик! - И он взял письмо со словами: - Прошу прощения, сэр. Всего
пятиминутный разговор с мисс Ньюком, нельзя же было отказать ей - долг
вежливости, сами понимаете! Между нами ничего нет. Это только этикет,
клянусь вам честью и совестью! - Он поцеловал отцовское письмо и, еще раз
воскликнув "Милый мой старик!", приступил к чтению следующего послания:

"Твои письма, дорогой мой мальчик, доставляют мне несказанную радость:
я читаю их и мне кажется, будто я слышу твой голос. Я не могу не признать,
что нынешний _непринужденный стиль_ много лучше, чем _старомодная_ манера
наших дней, когда мы адресовались к родителю со словами "досточтимый
батюшка" или даже "досточтимый сударь", как то писали иные _педанты_,
учившиеся со мной еще в заведении мистера Лорда в Тутинге, куда я ходил до
школы Серых Монахов, хотя я отнюдь не уверен, что отцов чтили в те дни
больше, нежели нынче. Я знаю одного отца, который предпочитает доверие
почтению, и ты можешь величать меня, как тебе заблагорассудится, лишь бы ты
доверял мне.
Твои письма доставили удовольствие не мне одному. На прошлой неделе я
захватил с собой в Калькутту письмо за номером третьим, присланное из
Баден-Бадена от пятнадцатого сентября, и не выдержал - показал его кое-кому
на обеде у генерал-губернатора. Рисунок твой, изображающий старую русскую
княгиню и ее мальчугана за картами, - просто блистателен. Полковник
Бакмастер, личный секретарь лорда Бэгуига знал ее когда-то и утверждает, что
сходство - поразительное. Твой рассказ об азартных играх и о том, как ты
избавился от этого пристрастия, я прочел нескольким молодым знакомым. Боюсь,
что негодники еще до завтрака садятся за кости и коньяк. То, что ты пишешь о
юном Ридли, принимаю cum grano {С оговоркой (лат.).}. Его рисунки, по-моему,
очень милы, но по сравнению с _некоторыми другими_... Однако молчу, а то как
бы их автор не заважничал. Я расцеловал строки, приписанные в твоем письме
милочкой Этель. С нынешней почтой я отправляю ей подробное письмо.
Если Поль де Флорак хоть сколько-нибудь похож на свою матушку, вы и
должны были очень понравиться друг другу, Я знал его мать еще в юности,
задолго до твоего рождения. Скитаясь уже сорок лет по свету, я не встречал
женщины, которую счел бы равной ей по красоте и добронравию. Твоя кузина
Этель напоминает мне ее; она столь же хороша, хотя и не так _обаятельна_.
Да, это та седеющая дама с бледным лицом и усталыми глазами, которую ты
видал в Париже. Пройдет еще сорок лет, настанет ваш черед, молодые люди, и
головы ваши полысеют, как моя, или покроются сединой, как у мадам де Флорак,
и вы склоните их над могилами, где мы будем спать вечным сном. Как я понял
из твоего письма, молодой Поль находится в затруднительных обстоятельствах.
Если он продолжает испытывать нужду, прошу тебя - будь его банкиром, а я
_буду твоим_. Никто из ее детей не должен нуждаться, покуда у меня сыщется