"Уильям Мейкпис Теккерей. Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 1)" - читать интересную книгу автора

мужчин с ружьями и мальчишек с палками.
Едва волк в овечьей шкуре заслышал рев осла в львиной шкуре, как тут же
пустился наутек, путаясь в своем маскарадном костюме: он решил, что это
грозный царь зверей. Едва вол услышал шум, как заметался по лугу и раздавил
копытом лягушку, которая недавно его отругала. Едва ворона увидела людей с
ружьями, как выронила сыр и улетела. А лисица, едва заметила, что упал сыр,
кинулась к нему {она-то узнала крик осла - его рев ничуть не походил на
царственный львиный рык), но тут же угодила хвостом в капкан. Капкан
захлопнулся, так что приходится ей теперь выезжать в свет без хвоста, и, уж
наверное, она всем говорит, что хвосты нынче не в моде и что без них куда
удобнее на лисьих балах.
А тем временем один из мальчишек догнал осла и так огрел его палкой,
что тот заревел громче прежнего. Волк, у которого путалась в ногах овечья
шкура, не мог быстро бежать, и его пристрелил один из мужчин. Старая слепая
сова, встревоженная всей этой кутерьмой, вылетела из дупла и наткнулась на
парня с вилами, и тот сшиб ее наземь. Пришел мясник и преспокойно увел вола
и ягненка, а поселянин, нашедший в капкане лисий хвост, повесил его над
очагом и до сих пор хвастается, будто сам затравил лисицу.
- Что за мешанина из старых побасенок? Что за маскарад в потертых
костюмах? - возмутится критик. (Я так и вижу, как он, подобно царю Соломону,
творит суд над нашим братом писателем и режет на части наши детища.) - Я,
кажется, уже где-то читал подобную галиматью про ослов и лисиц. Это так же
очевидно, как то, что я скромен, мудр, учен, справедлив и набожен. Вот,
скажем, волк в овечьей шкуре - знакомая фигура. А лисица, беседующая с
вороной... Где бишь я с ней встречался?.. Ну конечно, в баснях Лафонтена! А
ну-ка, возьмем лексикон и "Басни", откроем "Biographie Universelle {"Полный
биографический словарь" (франц.).}" на слове Лафонтен. Разоблачим обманщика!
- А какого низкого мнения сей автор о человеческой природе, - наверно,
скажет затем наш царь Соломон. - О ком ни заговорит, всяк у него выходит
подлец. Лисица - воплощенная лесть; лягушка - пример бессильной зависти;
волк в овечьей шкуре - кровожадный лицемер, рядящийся в одежды невинности;
осел в львиной шкуре - шарлатан, который хочет нагнать на всех страху,
выдавая себя за царя зверей (уж не собирался ли автор, пострадавший от
справедливых упреков, вывести в этом образе критика? Смехотворная, жалкая
аллегория!). Вол - зауряден и недалек. Единственное невинное создание во
всей этой краденой истории - ягненок, да и тот так непроходимо глуп, что
даже родную мать не узнает!
И критик, если он нынче настроен защищать добродетель, верно, пустится
живописать святую прелесть материнской любви.
Чему же тут удивляться! Если писатель кого-то высмеивает, то дело
критика высмеять за это писателя. Критик должен все время выказывать свое
превосходство - иначе кто посчитается с его мнением? Он тем и живет, что
выискивает чужие ошибки. К тому же, подчас он и прав. Спору нет, книги,
которые он читает, и выведенные в них герои стары как мир. Да и есть ли на
свете новые сюжеты? Образы и характеры кочуют из одной басни в другую -
трусы и хвастуны, обидчики и их жертвы, плуты и простофили, длинноухие ослы,
напускающие на себя львиную важность, тартюфы, рядящиеся в одежду
добродетели, любовники со всеми их муками, безумствами, верностью и
слепотой... Разве не на первых же страницах человеческой истории берут свое
начало ложь и любовь? Подобные притчи рассказывались за много веков до