"Уильям Мейкпис Теккерей. Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 1)" - читать интересную книгу автора

пенсионы множеству сектантских пасторов и неустанно снабжать пеленками их
плодовитых жен; а после дневных трудов, по многу часов подряд, да еще стоя
на коленях, внимать напыщенным проповедникам, которые обрушивали на ее
голову свои докучные благословения, - таковы были обязанности сей жены, и
чуть ли не восемьдесят лет кряду она ревностно исполняла их; она была
деспотична, но заслужила на то право, была сурова, но верна своему долгу,
строга, но милосердна и столь же неутомима в трудах, сколь и в благодеяниях;
лишь к одному-единственному существу не знала она снисхождения - к старшему
мужнину сыну, Томасу Ньюкому, - тому мальчугану, который когда-то играл в
сене и к которому она поначалу прониклась такой суровой и нежной любовью.
Мистер Томас Ньюком, отец ее двух мальчиков-близнецов, младший
компаньон торгового дома "Братья Хобсон и Кo", умер спустя несколько лет
после того, как завоевал великолепный приз, с коим его от души поздравляли
друзья. Но, так или иначе, он был всего лишь младшим компаньоном фирмы. В
доме и в конторе на Треднидл-стрит всем заправляла его жена; сектантские
пасторы успевали наскучить богу своими молитвами об этой святой женщине,
прежде чем догадывались попросить о какой-нибудь милости и для ее мужа.
Садовники почтительно здоровались с ним, клерки приносили на проверку
приходо-расходные книги, но за приказами шли не к нему, а к ней. Ему, мне
думается, смертельно надоели молитвенные собрания; рассказы о страждущих
неграх вызывали у него зевоту, а обращенным евреям он от души желал
провалиться ко всем чертям. Примерно в то время как французскому императору
изменила удача в России, мистер Ньюком скончался. Ему воздвигли мавзолей на
Клепемском кладбище, неподалеку от скромной могилы, в которой спит вечным
сном его первая жена.
После женитьбы отца мистер Томас Ньюком-младший перебрался вместе со
своей няней Сарой из маленького домика по соседству, где им так уютно
жилось, в роскошный дворец, окруженный садами, теплицами, где зрели ананасы
и виноград, лужайками, птичниками и прочим великолепием. Этот земной рай
находился в пяти милях от Корнхилской водокачки и был отделен от внешнего
мира высокой стеной густых деревьев, и даже ворота с привратницкой были
увиты плющом, так что путешественники, совершавшие свой путь в Лондон на
крыше Клепемского дилижанса, могли заглянуть туда только краешком глаза. Это
был строгий рай. Едва вы ступали за ворота, как серьезность и
благопристойность сковывали вас наподобие туго накрахмаленного платья.
Мальчишка из мясной, который носился как сумасшедший на своей тележке по
окрестным лугам и дорогам, насвистывая лихие песенки, услышанные им с
галерки какого-нибудь нечестивого театра, и шутил со всеми кухарками,
приближался к этому дому шагом, будто ехал за погребальными дрогами, и молча
с черного хода передавал окорока и сладкое мясо. Грачи на вязах кричали
здесь утром и вечером с важностью проповедников; павлины разгуливали по
террасам степенно и чинно, а цесарки, эти лакомые птицы, больше обычного
походили на квакеров. Привратник был человек строгий и служил причетником в
соседней часовне. Пасторы, входя в ворота, здоровались с его миловидной
женой и детками и награждали этих овечек душеспасительными брошюрками.
Старший садовник был шотландский кальвинист самого ортодоксального толка и
занимался своими дынями и ананасами лишь временно, в ожидании
светопреставления, каковое, по его точным подсчетам, должно было наступить,
самое позднее, через два-три года. Зачем, спрашивал он, дворецкий варит
крепкое пиво, которое можно будет пить только через три года, а экономка