"Уильям Мейкпис Теккерей. Из "Записок желтошноша"" - читать интересную книгу автора

то шло горничным) - какое-нибудь лиловое атласное платье, засаленное и в
пятнах; туфли белого атласа, цветом серо-бурые; и желтая бархатная шляпка с
цветами и райской птичкой колибри - только цветы в семена пошли, а у птички
всего два пера в хвосте осталось.
Кроме этого украшения гостиной, леди и мисс Гриффон держали еще
кухонную прислугу, да двух горничных, да двух лакеев ростом по шести футов,
в красных ливреях с золотым галуном и в панталонах белого кашемиру, да
кучера на такой же образец, да мальчика для услуг, да еще егеря; этих держат
только в заграничных странах; с виду полный генерал: треуголка, мундир с
пузументом, сам в усах, в эполетах и при шпаге. И все это для двух женщин -
не считая женской прислуги: кухарок там, судомоек, экономки и прочих.
За квартиру платили сорок фунтов в неделю; большие снимали ассортименты
на площади Пляс-Вандом. А теперь, описавши дом и прислугу, надо рассказать о
хозяйках.
Первое дело, конечно, - они друг дружку ненавидели. Хозяйке было
двадцать семь, два года как овдовела, румяная, белая, пухлая. С виду тихая,
спокойная, холодная - блондинки, они и все почти таковы; и ничем ее,
кажется, не расшевелишь, ни на любовь, ни на ненависть; на первое особенно.
В целом свете она любила одну только себя. А ненавидела - спокойно да тихо -
почти что всех вокруг - от соседа-герцога, за то, что на обеде не оказал
уважения, до лакея Джона - зачем в шлейфе дыру протоптал. Должно быть,
сердце у ней было наподобие литографского камня; там если что вырезано, то
уж навечно; так и у ней на камне - на сердце то есть - всякая обида
хранилась, хоть бы и выдуманная. Никакой репутации - а по-нашему, сплетни -
про нее не ходило: и слыла она примерной женой. Да так оно и было; но только
за два года вогнала своего старика в гроб, и это так же верно, как то, что
мистер Тэртел убил мистера Уильяма Уира. Никогда, бывало, и голоса не
повысит, грубого слова не скажет, а умела - правда, что этого уменья многим
женщинам не занимать - такое устроить в доме пекло, так всех донять, что ума
можно было решиться.
Мисс Матильда из себя была куда хуже мачехи, а нравом не лучше. Эта
была и косая и кривобокая; миледи - та хоть стан имела стройный и глазами
глядела в одну сторону. Дочка была брунетка, хозяйка - блондинка; дочка уж
очень чувствительная, хозяйка - как есть ледяшка. Хозяйка никогда из себя не
выходила, мисс Матильда только то и делала. Ох, и ссорились же они, и злые
говорили слова!
Зачем же, спросите вы, было им жить вместе? Вот, поди, угадай. И не
родные, и ненавидели друг дружку люто. Не лучше ли было разъехаться и
ненавистничать издалека?
А наследство от сэра Джорджа осталось немалое; как я слыхал, триста
тысяч фунтов, если не больше. Не знали только, кому он их завещал. Одни
говорили, что все досталось вдове, другие - что пополам с падчерицей, а
третьи - что будто бы вдове только пожизненный пенсион, а после нее все
пойдет мисс Матильде (кому же еще?). Все это, пожалуй, неинтересно
английскому читателю - зато было очень даже интересно для моего хозяина,
достопочтенного Элджернона Перси Дьюсэйса.
Я ведь и забыл сказать, что хозяин был у них своим человеком, а
проживали мы с ним в отеле "Марабу" (по-французски "Мирабо") на улице
Рю-де-ля-Пей. Держали экипаж и двух верховых лошадей; ну и, конечно, счет в
банке, да еще тысячу фунтов у Лафита, для ровного счета; состояли в клубе,