"Уильям Теккерей. Из "Заметок о разных разностях"" - читать интересную книгу автора

капризным существом? А посему не падайте духом, мистер Соломон! Не
исключено, что критик, оценивавший рожденное вами дитя, просто-напросто
ничего не смыслит в детях. Когда дочь фараона, сжалившись, взяла к себе
домой безродного младенца Моисея, начала выхаживать с любовью и нежностью и
даже подыскала ему няньку, то, я думаю, и тогда тоже были люди, злобные
накрашенные придворные или стареющие бездетные принцессы, которые
восклицали: "Фу! Какой отвратительный уродец!" - и были уверены, что ничего
путного из него не выйдет, и говорили: "Мы оказались правы!" - когда через
много лет он выступил против египтян.
Поверьте мне, мистер Соломон, не стоит расстраиваться из-за того, что и
вашего "Моисея", вашего любимца-найденыша, разнесли в пух и прах. Помните,
как недавно один не по разуму ретивый критик в "Блеквуд мэгэзин" нападал на
автора "Тома Джонса"? О, придирчивый судия! А ведь в свое время то же
говорил и добряк Ричардсон, который сам писал романы! Но мы-то с вами,
дорогой сэр, вместе с мистером Гиббоном не сомневаемся, что сей блестящий
мастер достоин уважения, восхищения и преклонения.
Рассуждая обо всем этом, я предполагаю, что уважаемый читатель наделен
некоторым чувством юмора, хотя, впрочем, он может быть и лишен его. Не
секрет, что есть немало вполне достойных людей, для которых понять шутку так
же трудно, как исполнить фиоритуру. Разумеется, вам-то, дорогой читатель,
остроумия не занимать, - правда, вы не сыплете шутками на каждом шагу, но,
безусловно, могли бы, если б захотели, уж конечно же, смогли бы. И в глубине
души вы по-своему тонко чувствуете юмор. Ну а многие не способны ни шутить,
ни понимать острот, и когда видят, что другие шутят, то раздражаются и
сердятся. Доводилось ли вам наблюдать, как ведет себя пожилой господин или
дама, - одним словом, какая-нибудь почтенная особа, - когда замечает, что
становится объектом шутки юного остряка? Не пробовали ли вы применять
сарказм или сократовские уловки в разговоре с ребенком? Дитя в простоте
душевной совершает глупую выходку или скажет что-нибудь вздорное, а вы тут
же насмешливо обыгрываете это. И бедный малыш смутно догадывается, что над
ним смеются, он мучительно страдает, краснеет, теряется и, наконец,
заливается слезами. Уверяю вас, применять оружие смеха против юной, невинной
жертвы недостойно. Да, он уже привык к жестоким попрекам. Но лучше, указав
на его вину, обрисовать самыми мрачными красками возможные последствия его
поведения, устроить ему основательную взбучку, чтобы он пережил душевное
потрясение, - все, что угодно, только не прибегайте к саstigare ridendo
{Наказанию смехом (лат.).}. Не делайте его посмешищем всего класса, когда он
сгорает от стыда. Вспомните себя школьников, друг мой, когда, совершив
оплошность, стояли вы у всех на виду, едва сдерживая слезы, - щеки пылают,
уши горят, а учитель обрушивает на вас град своих грубоватых шуток, и вы
смотрите на него сквозь набежавшие слезы, беспомощный маленький пленник!
Лучше плаха или ликторы с пучками березовых розог - только не эта
бесчеловечная пытка насмешками.
Так вот, если говорить о шутках, то многие, возможно даже большинство
людей, - разумеется, за исключением присутствующих, - воспринимают их, как
эти дети. Чувство юмора у них не развито, и шутки им не по душе. Когда они
встречают в книгах добродушную насмешку, это вызывает в них раздражение и
досаду. Насколько мне известно, мало кто из женщин ценит юмор Свифта и
Фильдинга (и не только потому, что он грубоват). Их простодушные и
чувствительные натуры восстают против смеха. Может быть, действительно,