"Уильям Теккерей. Из "Заметок о разных разностях"" - читать интересную книгу автора

незнакомые мальчишки, изводящие насмешками и угрозами и устраивающие из
этого жестокое развлечение, - большинству из нас это знакомо, мы помним, что
такое первая ночь в школе. Причем первая - еще не значит самая тяжелая, -
да, да, мои маленькие друзья, в этом-то все и дело. И знайте, что на долю
каждого выпадают страдания, и вам тоже, я уверен, суждено испытать их.
Покинув Гейдельберг, мы в скором времени прибыли в Баден-Баден, где
имели счастье лицезреть и мадам де Шлангенбад, и мадам де ля Крюшкассе, и
графа Понтера, и достойного капитана Шуллера. И в первый же вечер мы
повстречали там - кого бы вы думали? - наших двух ребятишек: их вел
свирепого вида мужчина с желтым лицом и густой бородой. Нам очень хотелось
на правах старых знакомых поговорить с ними, да и мальчики, обрадовавшись
встрече, устремились было к нам, но отец с мрачной злостью схватил одного из
них за плечо, и они проследовали дальше. Я заметил, как мальчики испуганно
смотрели то в нашу сторону, то на отца - или сурового дядю, - не знаю, кем
он им доводился. Думаю, однако, что отцом. Так вот, оказывается, что с ними
стало. Их ждала не школа, как я предполагал. После того как мать уехала,
снабдив их чудесными книжками, чудесными запонками, шелковым бельем и
ласковыми напутствиями, они угодили в лапы этого угрюмого завсегдатая
игорного дома. О, это гораздо хуже, чем остаться в школе! Несчастные крошки!
Несчастная мать, тоскующая у опустевших кроваток! Мы потом еще раза два
встречали мальчиков неизменно в обществе того хмурого господина, но уже ни
мы, ни они не осмеливались даже виду показать, что знакомы.
Из Бадена мы отправились в Базель, оттуда в Люцерн и далее, через
Сен-Готардский перевал, в Италию. Побывав сначала в Милане, мы затем прибыли
в Венецию. И тут я перехожу к самой удивительной части моего повествования.
В Венеции есть небольшая улочка, названия которой я но запомнил. Там была
лавка аптекаря, куда я однажды зашел купить средство от укусов разных
зловредных тварей, которыми кишит этот город. Они здесь так дружно
набрасываются на человека - и ползающие, и прыгающие, и зудящие над ухом,
что однажды ночью чуть не довели меня до умопомешательства. Так вот, едва я
вышел из этой лавки, приобретя флакон нашатырного спирта (он и вправду
значительно облегчил мои страдания), как увидел перед собой - в это трудно
было поверить! - одного из тех мальчиков, с которыми нас свела судьба по
пути в Гейдельберг и в Бадене.
Я описывал вам их чрезвычайно изысканную одежду, когда они были с
матерью. Здесь, в Венеции, весь наряд мальчика (а он тоже узнал меня)
состоял из какой-то длинной желтой полотняной рубахи. Прежде на ногах его
красовались восхитительные сверкающие башмачки, теперь же он был бос.
Взглянув на меня, он побежал к ожидавшей его безобразной старухе. Та цепко
схватила его за руку, и через минуту они скрылись в одном из людных
переулков.
Из Венеции мы поехали в Триест (по Венской железной дороге тогда можно
было доехать только до Лайбаха, а движение по Земмерингскому тоннелю не было
еще открыто). Как-то во время небольшой остановки между Лайбахом и Грацем
один мой товарищ вышел подкрепиться, а когда вернулся в вагон, сообщил: "Я
только что видел того свирепого господина из Баден-Бадена с двумя детьми".
Разумеется, до этого я рассказывал своим друзьям о мальчике, встреченном в
Венеции, и о тех странных изменениях, которые претерпела его одежда. На сей
раз мой спутник поведал о том, что дети выглядят бледными, изможденными и
одеты в совершеннейшие лохмотья.