"Джозефина Тэй. Дитя времени (Роман)" - читать интересную книгу автора

смешным. За миг до своего злосчастного исчезновения с поверхности земли
Грант преследовал некоего Бенни Сколла, и то, что за первым же углом Бенни
угодил в медвежьи объятия сержанта Уильямса, едва ли утешало Гранта в
теперешнем нестерпимом положении. Бенни перешел на полное государственное
обеспечение сроком на три года, который, вероятно, будет сокращен за
примерное поведение. Иное дело Грант - в больнице за примерное поведение
срок не сокращают.
Грант перестал глазеть на потолок и перевел взор на стопку книг в ярких
обложках на тумбочке, к которым так старалась привлечь его внимание
Лилипутка. Верхняя книга, с хорошенькой картинкой, изображающей Ла-Валлетту
в неправдоподобно розовых тонах, содержала очередное описание Лавинией Фитч
страданий очередной безупречной героини. Судя по рисунку мальтийской гавани,
очередная Валерия, Анджела, Цецилия или Дениза была женой военного моряка.
Грант раскрыл книгу ровно на столько, чтобы прочитать теплое послание от
самой Лавинии внутри, на форзаце.
В "Поте и борозде" Сайлас Уикли на семистах страницах старательно
изображал прозу деревенской жизни. Судя по первому абзацу, в этом романе по
сравнению с предыдущим творением того же автора ничего существенно не
изменилось: мать лежит в родах (одиннадцатых по счету) на втором этаже, отец
лежит (после девятой кружки) внизу, старшая дочь лежит с любовником на
сеновале, старший сын лжет налоговому инспектору в коровнике, все прочие
забились по углам; крыша протекает, а от навозной кучи подымается пар.
Сайлас Уикли никогда не забывал о навозе.
Следующим в стопке после шедевра Уикли был элегантный томик,
разукрашенный барочными виньетками и завитушками и озаглавленный "Бубенцы на
ее ногах", в котором Руперт Руж игриво острил на тему о пороке. Первые три
страницы в любой книге Руперта казались читателю весьма смешными; к концу
третьей страницы можно было заметить, что Руж научился у своего игривого (но
отнюдь не порочного) коллеги Джорджа Бернарда Шоу тому, что простейший путь
к остроумию лежит в дешевом и удобном методе - игре на парадоксах, после
чего все остроты можно было предугадать на три предложения вперед.
Обложка со снопом пламени, вылетевшим из револьверного дула, скрывала
последний опус Оскара Окли. Гангстеры, блондинки, шикарные бары,
фантастические погони. Макулатура в чистом виде.
В "Деле о пропавшем консервном ноже" Джона Джеймса Марка Грант насчитал
три юридических ошибки на первых двух страницах, что, по крайней мере,
позволило ему провести пять приятных минут в сочинении воображаемого письма
автору.
Что именно скрывает на своих страницах худосочная синяя брошюра внизу
стопки, Грант вспомнить не мог. Должно быть, что-то наставительное, подумал
он. О мухах цеце, здоровом питании, сексуальных отношениях, или еще о чем-то
в том же духе. Любая из книг была полностью предсказуема.
Неужели никто больше в этом мире не хочет менять раз и навсегда
заведенную пластинку? Неужели теперь каждый писатель втиснут в свою
единственную узкую рамку? Литераторы пишут только то, что ждет от них
публика. А публика говорит о "новом Сайласе Уикли" или "новой Лавинии Фитч"
точно так же, как о "новом галстуке" или "новой прическе". Такие читатели
никогда не скажут "новая книга такого-то", какой бы она ни была; их
интересует не сама книга, а лишь факт ее новизны - на что она будет похожа,
они знают заранее.