"Надежда Тэффи. Ностальгия" - читать интересную книгу автора

У всех нас, отъезжающих, было много печали, и общей всем нам, и у
каждого своей, отдельной. Где-то глубоко за зрачками глаз чуть светился знак
этой печали, как кости и череп на фуражке "гусаров смерти". Но никто не
говорил об этой печали.
Помню нежный силуэт молодой арфистки, кото-


276

рую потом, месяца через три, предали и расстреляли. Помню свою печаль о
молодом друге Лене Кан-негиссере. За несколько дней до убийства Урицкого он,
узнав, что я приехала в Петербург, позвонил мне по телефону и сказал, что
очень хочет видеть меня, но где-нибудь на нейтральной почве.
- Почему же не у меня?
- Я тогда и объясню почему.
Условились пообедать у общих знакомых.
- Я не хочу наводить на вашу квартиру тех, ко
торые за мной следят,-объяснил Каннегиссер, ког
да мы встретились.
Я тогда сочла слова мальчишеской позой. В те времена многие из нашей
молодежи принимали таинственный вид и говорили загадочные фразы.
Я поблагодарила и ни о чем не расспрашивала.
Он был очень грустный в этот вечер и какой-то притихший.
Ах, как часто вспоминаем мы потом, что у друга нашего были в последнюю
встречу печальные глаза и бледные губы. И потом мы всегда знаем, что надо
было сделать тогда, как взять друга за руку и отвести от черной тени. Но
есть какой-то тайный закон, который не позволяет нам нарушить, перебить
указанный нам темп. И это отнюдь не эгоизм и не равнодушие, потому что
иногда легче было бы остановиться, чем пройти мимо. Так, по плану
трагического романа "Жизнь Каннегиссера" великому Автору его нужно было,
чтобы мы, не нарушая темпа, прошли мимо. Как во сне - вижу, чувствую, почти
знаю, но остановиться не могу...
Вот так и мы, писатели, по выражению одного из современных французских
литераторов, "подражатели Бога" в Его творческой работе, мы создаем миры и
людей и определяем их судьбы, порой несправедливые и жестокие. Почему
поступаем так, а не иначе,- не знаем. И иначе поступить не можем.
Помню, раз на репетиции одной из моих пьес подошла ко мне молоденькая
актриса и сказала робко:
- Можно у вас спросить? Вы не рассердитесь?
- Можно. Не рассержусь.
- Зачем вы сделали так, что этого бестолкового
мальчишку в вашей пьесе выгоняют со службы? За
чем вы такая злая? Отчего вы не захотели, ну, хоть
приискать для него другое место? А еще в одной вашей пьесе бедный
коммивояжер остался в дураках. Ведь ему же это неприятно. Зачем же так
делать? Неужели вы не можете все это как-нибудь поправить? Почему?
- Не знаю... Не могу... Это не от меня зависит...
Но она так жалобно просила меня, и губы у нее
так дрожали, и такая она была трогательная, что я обещала написать