"Надежда Тэффи. Ностальгия" - читать интересную книгу автора

шепот сзади подсказал.
- Та-ак! - мрачно сказал "сам". Сдвинул брови.
Прочитал. И вдруг грозный рот его медленно по
ехал вбок в интимной улыбке: -Это мне... захоте
лось для автографа!
- Очень лестно!
Пропуск дан.
Гуськин развивает деятельность все сильнее. Приволок комиссара.
Комиссар страшный. Не человек, а нос в сапогах. Есть животные головоногие.
Он был косоногий. Огромный нос, к которому прикреплены две ноги. В одной
ноге, очевидно, помещалось сердце, в другой совершалось пищеварение. На
ногах сапоги желтые, шнурованные, выше колен. И видно, что комиссар
волнуется этими сапогами и гордится. Вот она, ахиллесова пята. Она в этих
сапогах, и змей стал готовить свое жало.
- Мне говорили, что вы любите искусство...-
начинаю я издалека и... вдруг сразу, наивно и жен
ственно, словно не совладев с порывом, сама себя
перебила: - Ах, какие у вас чудные сапоги!
Нос покраснел и слегка разбухает.
- М-м... искусство... я люблю театры, хотя редко
приходилось...
- Поразительные сапоги! В них прямо что-то
рыцарское. Мне почему-то кажется, что вы вообще
необыкновенный человек!
- Нет, почему же...-слабо защищается комис
сар.- Положим, я с детства любил красоту и ге
роизм... служение народу...
"Героизм и служение" - слова в моем деле опасные. Из-за служения
раздели "Летучую мышь". Надо скорее базироваться на красоте.
- Ах нет, нет, не отрицайте! Я чувствую в вас
глубоко художественную натуру. Вы любите искус-
ство, вы покровительствуете проникновению его в народные толщи. Да, в
толщи, и в гущи, и в чащи. У вас замечательные сапоги... Такие сапоги носил
Торквато Тассо... и то не наверное. Вы гениальны!
Последнее слово решило все. Два вечерних платья и флакон духов будут
пропущены как орудия производства.
Вечером Гуськин повел комиссара в театр. Шла оперетка "Екатерина
Великая", сочиненная двумя авторами - Лоло и мною...
Комиссар отмяк, расчувствовался и велел мне передать, что "искусство
действительно имеет за собой" и что я могу провезти все, что мне нужно,- он
будет "молчать, как рыба об лед".
Больше я комиссара не видала.
Последние московские дни прошли бестолково и сумбурно.
Из Петербурга приехала Каза-Роза, бывшая певица "Старинного театра". В
эти памятные дни в ней неожиданно проявилась странная способность: она
знала, что у кого есть и кому что нужно.
Приходила, смотрела черными вдохновенными глазами куда-то в
пространство и говорила:
- В Криво-Арбатском переулке, на углу, в суров-
ской лавке, осталось еще полтора аршина батиста.