"Олег Тaрутин. Потомок Мансуровых" - читать интересную книгу автора

- А что, если я запомнил неправильно?пошутил я тогда.
- Вот этого-то и нельзя простить, Кирка, - ответила она горько.
- . . .а, дяденька! Дайте сигаретку, а?
Отлила от глаз мутная одурь. Вот она - вода внизу, чугунный брус
парапета, белые пятна на нем - костяшки пальцев, руки. . . Вот он-я. Стою,
как и стоял, никакой компании не слышно, и кто-то просит меня о чем-то.
- Вы курящий? - вновь зазвучал тот самый просительный тенорок.
- Курящий.
Я обернулся. Пацан, не старше пятиклассника с виду, стоял передо мной
и смотрел с несмелой дерзостью.
- Что-о? - спросил я грозно. - Я тебе закурю!
Пацан отскочил, независимо сплюнул, пробурчал что-то обо мне нелестное
и заспешил прочь. Я снова повернулся к воде. Не глядя, достал из кармана
тощую пачку, поднес ко рту, вытянул губами папиросу. Последнюю. Я скомкал
пачку и бросил ее, метя в осточертевшую мне щепку, и промазал самую
малость.
Так же, не глядя, я вынул коробок, выколупал на ощупь спичку и долго
чиркал по коробочным бокам, пока не посмотрел и не убедился, что спичка
горелая. Ишь, символ... Так вот и надеешься сослепу, попусту. А как же ей
загореться, горелой? Не может она этого, хоть тресни. АРЕУ. ..
Циллоны, Носители Шрамов... Нет, погоди, сначала все-таки-Люська. Три
последних года и этот год, когда ты все-таки решил не уезжать в поле (в
такое отличное поле, в Забайкалье), а пробыть лето с ними. И последняя
пятница, начавшаяся так замечательно...
Ну послушай, скажи честно: веришь ли ты сам тому, что все кончено
навсегда? Что это вообще возможно с нами - навечно, намертво?
Ведь не веришь ты этому, точно, не веришь!
Хоть вроде бы и пережил все, и передумал.
Да-и пережил, и передумал, и даже предпринять что-то собрался в новом
своем качестве, уехать вот. . . И клялся себе, и божился, что сам не
простишь ей всего того, что с тобой сделано. А не веришь ты в такой конец.
Да как же не верить? Все ведь сказано прямо в глаза.
И как сказано! Тебе даже вспомнить тошно, как это было сказано. Вот ты
и теперь глаза закрываешь, бледнеешь-как это было сказано. Сам не простишь!
Ох, врешь! Ох, не вру... Врешь! Где-то под спудом жива в тебе уверенность,
что вдруг, разом кончится это наваждение, кромешный этот сон. Нет. ..
Дергаюсь на цепи прошлого, как пес: не сорваться, не убежать, а верить...
Разве что-чудо.
Хотя, пожалуй, и чудо тут бессильно. А чудо потому и чудо, что
всесильно!
Ну, хватит! Опять погнал мысли по тому же кругу. Как вот с этой щепкой
получается. Смехота прямо. Думано-передумано...
Неужели и сегодня тебе не о чем больше печалиться? Нет, шалишь! Ведь
если выйдет по-мансуровски, а скорее всего так и выйдет, - тебе не только
Люськи, дома, Ленинграда, тебе ведь и себя больше не видеть. Потому что
будешь ты уже не ты, а черт те кто и черт те где!
Я ударил ногой, прямо косточкой, в решетчатый переплет парапета, и
обрадовался боли, и стер с лица испарину.
Да что же это! Так и будет этот аферист меня, как рыбину, на крючке
водить? Эх, Федор Харлампиев, Тверская губерния... Прожил ты спокойно до