"Олег Тaрутин. Потомок Мансуровых" - читать интересную книгу автора

самой смерти, и морщины на твоем лбу никого не интересовали небось, и жену
даже. Докопался же Мансуров до сути, добрался до манускрипта, понял, гад,
чем единственно можно взять Циллона! .. Неужто правда, может он меня
заставить? Да не сделаю я этого, хоть убей! Лучше я его сам угроблю. Черта
с два мои корни в Ливии или вообще в запланетье! Черта с два родина
(здешняя земля, сказал князь) - временное мое пристанище! Постой-постой...
А в самом деле-милиция! Неужто не всполошатся там, коли расскажу я им обо
всем? Потом-то, после десяти вечера, ясное дело, всполошатся. Да и сейчас
должны бы. Хотя-что князю милиция!
А мне чего терять? Вдруг удастся задержать его хоть на сутки - и конец
его предприятию.
А в крайнем случае... А в крайнем случаевидно будет.
. . .Мелкие оспинки капель дырявили воду внизу. Вовсю сеял дождь,
начала которого я не почувствовал. Я повернулся и пошел от канала. По
мосткам, мимо ларька, возле которого уже никого не было. Минуя сломанную
вершину, я провел рукой по листьям, сорвал один и с неожиданным
остервенением прихлопнул его ко лбу, к своему клейму, к идеально
правильному латинскому "зет".
За спиной участкового на стене, что слева от двери, висел стенд с
тремя рядами фотографий суроволицых активистов-дружинников.
Лицо же самого участкового, находившееся как бы в центре нижнего ряда,
выпадало из общей картины волевого спокойствия. Не было это лицо, как
говорится, обезображено ясной мыслью, являло оно растерянность и недоверие,
а рот участкового слегка даже приоткрылся. И непохоже это было на нашего
лейтенанта Листикова, мужика делового и энергичного, а порою и геройского,
- я это знал.
Сегодня, в свой выходной день, оказался он тут, в штабе дружины,
случайно: заглянул, возвращаясь из бани. Был он в штатском и не просох еще
как следует; волнистые волосы на листиковской голове лежали, как ровная
горка влажных каштанов.
- Может, ты, Сурин, домой пойдешь, а? - спросил он, продолжая наш
разговор.-Двигал бы ты, брат, поспал бы, успокоился, во всяком случае. -
(Была у него такая присказка с неправильным ударением.) - Сам подумай, что
за ахинею ты тут мне несешь: князь, гиена какая-то, да еще взрыв на канале.
В десять, что ли? (Взрыв все-таки тревожил Листикова). А я, главное,
выходной сегодня. Иду из бани, дай, думаю, зайду на минутку, посмотрю, как
тут и что. И на тебе! Явился, не запылился...
Участковый откинулся на стуле и с огорчением оглядел штатский свой
костюм. Мечтал небось Листиков отдохнуть нынче, расслабиться, с семейством
побыть, с дочкой. Работа-то у него, прямо скажем, была собачья.
- Хасыев! - крикнул вдруг участковый решительно и кивнул заглянувшему
в дверь сержанту на стул рядом с собой. - Ну-ка слушай сюда. Может, хоть
ты, Хасыев, тут чтонибудь сообразишь.
В новенькой милицейской форме, тонколицый и тонкоусый смуглый Хасыев
подошел пружинящим, легким шагом. Он опустился на стул, встопорщив
желтополосые крылышки новеньких погон, и, проследив взгляд участкового,
выжидающе уставился на меня.
- Вот послушай, Витя, какие пироги,-сказа ч участковый, чуть
повеселев.-Давай, Сурин!
Я с надеждой глянул на Хасыева. Черные, чуть раскосые рысьи глаза его