"Е.В.Тарле. Северная война и шведское нашествие на Россию" - читать интересную книгу автора

обещать, что эти "будущие цари" обязаны будут соблюдать условия Столбовского
договора.[10] Напротив! В Москве не скрывали, что считают этот договор
несправедливостью и грубым насилием.
В Европе знали очень хорошо все те, кто интересовался международными
отношениями, что в Москве еще в середине XVII в. очень болезненно переживали
и вспоминали тяжелые условия навязанного России Столбовского договора. Гуго
Гроций, бывший в переписке со знаменитым шведским государственным канцлером
Акселем Оксеншерной, сравнивал чувства русских, вспоминающих об отторгнутых
шведским насилием стародавних русских владениях, с чувствами англичан,
которые вспоминают об отнятом у них французами старом британском владении
Нормандии.[11]
В Москве и в самом деле никогда не забывали о насильственно отнятых у
русских прибалтийских "вотчинах и дединах" и никогда не считали условий
Столбовского трактата окончательными. Когда возникла агрессивная война
шведского короля Карла Х против Польши, царь Алексей Михайлович без
колебаний начал войну против Швеции, ни за что не желая такого нового соседа
для Белоруссии, как Швеция. Тотчас же было затронуто больное место, и
русский дипломат князь Данила Мышецкий убеждал датчан соединиться против
шведов с русскими, потому что шведский король желает один завладеть
Варяжским (Балтийским) морем. Русские вступили в Динабург и по дороге к Риге
в Кокенгаузен (древний русский Кукейнос) и Дерпт (старый русский Юрьев). Все
это было в июле и августе 1656 г., и московская рать уже осадила Ригу, хоть
и без успеха. А когда замечательный дипломат старой Руси Афанасий
Лаврентьевич Ордин-Нащокин был послан заключать мир с Швецией, потому что
этого требовала изменившаяся политическая обстановка в Польше и на Украине,
то он очень хлопотал о том, чтобы Ливония осталась за Россией. Но миновала
более или менее выгодная для Москвы общеполитическая обстановка, и мечта
Ордин-Нащокина оказалась совершенно неисполнимой. Мир был заключен в 1657 г.
"вничью". Правильный государственный расчет говорил и Алексею Михайловичу, и
Ордин-Нащокину, и князю Мышецкому, что война с Польшей дело второстепенное,
а уничтожение ненавистного Столбовского договора, лишающего русский народ
возможности нормального экономического и политического роста, должно стоять
на первом плане. Но великое государственное дело пришлось отложить еще на
четыре десятилетия.
Самый значительный по глубине мысли и широте политического кругозора
дипломат допетровской Руси боярин Ордин-Нащокин всегда стоял за дружбу с
Польшей и за мирные отношения с Турцией во имя энергичной политики против
Швеции и возвращения старых русских прибалтийских владений, в интересах
продвижения русского государства к морю.
Даже и тогда, когда ближним боярином царя Алексея Михайловича по
внешнеполитическим делам стал Артамон Сергеевич Матвеев, в глазах которого
вопрос о новых границах Москвы с Польшей казался первоочередным, русская
дипломатия буквально при каждом случае официальных переговоров со шведами не
переставала заявлять устами своих представителей об Ингрии, о "ливонском"
(точнее, эстонском) Юрьеве, о Карелии, о возвращении всех этих русских
"вотчин и дедин", городов Яма, Ивангорода, Копорья, Орешка-Нотебурга,
Ругодива-Нарвы, Корелы-Кексгольма, Юрьева-Дерпта и т. д. И когда
Софья-правительница возобновила в 1684 г. Кардисское соглашение с шведами,
то ее представители, которым велено было подтвердить мирные отношения с
Швецией, чтобы развязать тогда России руки на юге для действия против турок