"Александр Торин. Дурная компания" - читать интересную книгу автора

-- Папа, ну где же ты был, когда же дадут конфетки, -- хныкал сын. -- Я
хочу спать!
В пустынных коридорах ночного Шереметьева постепенно накапливалась
толпа отъезжающих. Очередей было две. Одна из них улетала в Америку на
огромном, специально зафрахтованном с этой целью Боинге, который уже
призывно светился огнями на взлетном поле. Вторая ждала самолет Аэрофлота,
который должен был отвезти нас в Будапешт, где нам предстояла еще одна
пересадка на рейс израильской компании "Эл--Аль".
Внешне две толпы ничем не отличались. Правда, очередь отъезжающих в
Америку чувствовала некоторое внутреннее превосходство перед будущими
жителями Ближнего Востока. У тех даже не было паспортов, заранее отобранных
заботливыми сотрудниками УВИРа. Сбившиеся в кучу, они с некоторой завистью и
любопытством поглядывали на внешне неотличимых от них будущих жителей
Америки, ожидающих щедрой поддержки правительства и самого президента
Соединенных Штатов. Те, в свою очередь, немного свысока поглядывали на
неуверенных будущих подданных молодой ближневосточной демократии.
Все отбывающие на Ближний Восток еще не знали того, что произойдет в
недалеком будущем. Многие из садившихся на тот самолет штурмом взяли бы
барьеры таможни и приползли на коленях в УВИР, моля вернуть им советское
гражданство, если бы узнали, что в недалеком будущем усатый иракский
диктатор будет, усмехаясь, посылать устаревшие советские ракеты с кулачковым
механизмом наведения на города Израиля и все они будут сидеть в
противогазах, прислушиваясь к сиренам и взрывам и проклинать тот момент,
когда они решили уехать из заснеженной России.
Вместе с нами сидела девочка лет семи, прижимающая к себе потрепанного
плюшевого медвежонка. Она держала его на груди и не желала с ним
расставаться ни на секунду. На соседней скамье расположились старичок, грудь
которого была увешана боевыми орденами, и старушка, тоже с несколькими
медалями и с большой авоськой, набитой вещами. На лице ее было написано
отчаяние. Старички как будто сошли с фотографии, изображающей встречу
ветеранов, только лица у обоих были испуганными, как будто началась новая
война.
-- Куда, куда мы летим? -- шептала старушка. -- Вы не знаете, молодой
человек, там действительно по субботам нельзя выходить из дома и есть? --
спросила она меня.
-- С чего вы это взяли? -- удивился я.
-- Да дочка пишет, они живут в каком-то религиозном квартале. А мы
остались совсем одни, друзья все умерли, есть нечего. Кроме детей, ничего в
жизни не осталось, да тут еще соседи напились и на двери свастику
нарисовали. Боже мой, была встреча ветеранов, пошли на кладбище, так там
рядом старая могила была и по-еврейски написано, так ее всю разворотили. За
что нам до такого дожить пришлось? Нам все равно умирать, так хоть рядом с
детьми. Я так боюсь, не хочется никуда ехать, а что остается делать? Все
из-за Горбачева, нельзя было людям свободу давать! -- Она поджала губы и
замолчала, медленно раскачиваясь. Старичок посмотрел на меня, на малыша
как-то натянуто, через силу улыбнулся и отвел взгляд в сторону.
Объявили посадку, и неожиданно на входе в самолет возникла целая
бригада таможенников. "Предъявите сумочки!" -- пронзительно закричала
толстая дама в мышиного цвета пиджаке, и несколько сытых ребят в серых
костюмах принялись пропускать народ в самолет. Люди, прошедшие уже