"Константин Тарасов. Следственный эксперимент " - читать интересную книгу автора

- Из сторожки не выходили? - спрашиваю я в лоб.
- Нет, - говорит Буйницкий. - Чего выходить? Цех закрыт, машины под
окном, тихо было.
- Ага! Ага! - киваю я головой, совсем как фарфоровый болванчик. Если он
говорит правду, то все мои построения глупость и ерунда.
- Извините, - вдруг озабоченно говорит Буйницкий. - Вот вы задаете
такие вопросы, они, как бы это сказать, странные. - В глазах сакристиана
появляется волнение, какой-то страх, что-то мучительное. - Создается
впечатление, что вы проверяете, не мог ли я ночью быть один, и, видимо, это
как-то связано со смертью Жолтака. Скажите, он правда покончил с собой?
Ну и простодушие. Кандид. Не все ли вам равно, гражданин Буйницкий?
- Да, - говорю я, - он совершил самоубийство. Но наш долг узнать
причины. Может быть, кто-то его обидел, оскорбил, ранил душу. Человек
расстроился, и случайное слово стало роковым. Тем более, говорят, нрав у
него был невеселый.
- Тоскливый, тоскливый, - жалостливо подтверждает Буйницкая. - Деньги
собирал на телевизор. Конечно, что хорошего жить одному.
- Кто мог знать, что он носит в душе, - вторит жене сакристиан.
Ничего особенного он на душе не носил, думаю я. Телевизор хотел купить,
наслаждаться досугом. Ну, там какие-нибудь сожаления о прошлом, несерьезные,
надо полагать. Терзаниями совести не увлекался, обстоятельно ругал милицию.
Словом, адаптировался.
Нахожу Настю.
Добродушная, пугливая Настя повторяет рассказ Буйницкого слово в слово,
дав мне при этом непонятно зачем клятву никогда впредь с дежурства не
уходить.
Итак, Буйницкий к смерти Жолтака не причастен, и в этом случае, значит,
он не причастен к убийству человека по фамилии Клинов.
После осознания этого факта мысли мои складываются так: Жолтак был
понурый человек и Буйницкий понурый человек, оба набожные прихожане, один -
пассивный, другой - активный. Однако Жолтака, который только заглянул в
костел, убили, а сакристиана, можно сказать, не выходившего из костела, не
убили. Или не успели убить? Или его не надо убивать?
Иду к ксендзу. Тот говорит, что ночью спал. На лунатика ксендз не похож,
и, стало быть, по Замковой улице до дома под номером четыре лунный свет его
не водил. Однако засвидетельствовать это некому, домочадцев у ксендза нет, а
Серый находился в отгуле. Возможно, ксендз лежал под одеялом, а возможно,
надев шляпу, взамен сутаны пиджак, натянув перчатки, ходил в поход. На
компанию гуляк не наткнулся, случайный прохожий его не распознал - и он
представляет условное алиби о кошмарных сновидениях. Оно записано латынью в
журнал, записано недавно, так сказать, по свежим следам, как бы в
предчувствии моего прихода.
"После непотребной оргии, устроенной паном Луцевичем, после дикого пения
песен, которое теперь может быть приписано мне, я долго не мог уснуть.
Омерзительное опьянение двух пожилых людей, двух служителей искусства, как
они хвастливо себя называли, вызвало у меня приступ мигрени, и я лежал в
темноте, наглотавшись анальгина, стараясь успокоить боль и мысли.
Неосторожно выпитая рюмка настойки превратила ночь в сущий кошмар. Сны были
наполнены ужасами, я просыпался в холодном поту с криком на устах. Только с
рассветом, когда лучи восходящего солнца рассеяли в спаленке мрак, ко мне