"Константин Тарасов. Следственный эксперимент " - читать интересную книгу автора

служебным долгом. Если в ночь дежурства хищения ценностей не произошло,
служба исполнена безупречно. Потому и порядок, что охранял активно. В
заборе, верно, есть дыра. Путь туда, путь обратно по темным улицам. Хватятся
Жолтака днем. И кто хватится? Если бы не ксендз - зачем он его искал?
странно! - черт знает, сколько бы провисел. А хватятся - так первые,
главные, минуты следствия пройдут в недоумении: повесился? Доказывайте!
Кто-то слышал звук моих шагов? Кто-то видел мою тень в тени деревьев? И
зачем мне его убивать? Двадцать пять лет не убивал и вдруг - здравствуйте! -
повесил.
С ворохом таких мыслей в голове я открываю калитку во двор Буйницких.
Слева, перед окнами, маленький цветничок, справа аккуратненький огородик,
зелень, кусты крыжовника и смородины, прошлогодний урожай ее я пробовал
вчера у ксендза. Хозяева дома, я знакомлюсь с паней Анелей, как называет ее
ксендз, высокой, под стать мужу, в кол высушенной дамой; сердобольное лицо
Анелии Буйницкой не увязывается с моими представлениями о ее муже, но и он
на волка не похож, маска хорошая. Домик небольшой, разделен фанерными
перегородками на залу, спаленку и кухню. Меня приглашают в залу - опрятную,
чистенькую, но какую-то вконец нежилую.
Я говорю, что Жолтак покончил жизнь самоубийством и в связи с этим меня
интересует, не встречали ли они его вечером, может быть, он говорил что-либо
такое, что прольет свет на причины его трагического поступка.
Супруги отвечают, что о самоубийстве Жолтака им известно - рассказал
ксендз Вериго. Более того, не поверив ксендзу, то есть поверив, конечно, но
чтобы осознать, убедиться, что такое ужасное дело действительно случилось,
они побежали в дом Жолтака и увидели бедного старика в петле.
Наверное, мчались как ветер, думаю я, посмотреть правдоподобие и
потоптаться на случай, если привезут розыскного пса. Слушая их, я оглядываю
комнату и нахожу то, что придает ей нежилой вид. Между окнами стоит этажерка
с детскими игрушками и книжками, а над нею в раме собраны фотографии - одна
девочка, вторая девочка, две сестрички вместе, девочки у калитки, на
крылечке, на руках у мамы на коленях у папы, и последний снимок - на
кладбище.
- Я не понимаю, я не понимаю, - жалостливо приговаривает Буйницкая. -
Зачем он это сделал?
- Если бы не увидел своими глазами, - говорит Буйницкий, - ни за что на
свете не поверил бы. У него не было причин.
Разумеется, мысленно соглашаюсь я. К нему и мысли такие не приходили.
Разумеется, не поверил бы, если бы не сделал это своими руками.
Я спрашиваю, когда Буйницкий заступил на дежурство и не имело ли оно
происшествий.
- Нет, происшествий никаких не случилось, - говорит Буйницкий. (Так я и
думал, полный порядок.) - В сторожку пришел к двенадцати, вот как с вами
расстались. В половине первого Настя пришла - "Сельхозтехнику" караулит,
через дорогу это. Она каждую ночь у нас сидит - одна боится.
- А когда ушла Настя?
- Часов, может, в пять. Светло уже было.
- Так она свою технику без присмотра оставила?
- А кому она нужна?
- Всю ночь в сторожке и провела?
- Да, проговорили.