"Константин Тарасов. Следственный эксперимент " - читать интересную книгу автора

Я говорю, что процедура мне неизвестна, не интересовался - что в этом
интересного?..
- Да, ничего хорошего в казнях нет, - вздыхает ксендз. - Уж если надо
казнить человека, так давали бы ему яд - ампулу или кубок...
- Или пистолет с одним патроном, - предлагает свой вариант органист.
- Чтобы еще кого-нибудь застрелил, - говорю я.
- Вот именно, - замечает ксендз.
Я констатирую, что Буйницкий, понюхав вино, испить его не решается.
Вроде бы ему и хочется выпить - и колется, и он себе говорит: "Нет, нет, мне
нельзя". В разговоре он не участвует, даже не слушает, что говорят; как и
ксендз, он погружен в свои мысли. О чем оба они думают, я понять не могу.
Также мне неясно, зачем он здесь появился, приведя с собой художника.
Расстроить ксендза сообщением об отъезде Петрова он успел бы и утром. Дело
неспешное. Поскучать возле ксендза? Поговорить с ним?
Беседа о казни и мысли об осуществляющем ее палаче вызвали минутное
затишье за столом, и я считаю, что мне пора удалиться, о чем и говорю
ксендзу.
- Пойду и я, - поднимается Буйницкий, - мне на дежурство заступать.
Художник и органист, зачарованные недопитой бутылкой, от стола не
отрываются. Ксендз посылает сакристиану умоляющие взгляды, однако добрый и
чувствительный Буйницкий их не замечает. Он будто бы и доволен, что выпивохи
остаются. Такого поворота я не ожидал, он удивляет меня явной
несообразностью. Сакристиан пришел с художником, уходит со мной, отчужденно
просидев за столом десять минут. Чует мое сердце, как выражается органист,
что Буйницкий поступает так неспроста, он нарочно выходит со мной; мне
кажется, что он хочет со мною поговорить. Поэтому и я не отзываюсь на
молчаливую просьбу ксендза Вериго уйти вчетвером, тем более что пан Луцевич
уже на грани "отключки", он уже Серого называет братом, обещает ему спеть
песенку, а завтра принести колбасы.
Ксендз встает нас проводить, тут органист, очнувшись, кричит: "До
свидания, до свидания!" - и запевает "Гаудеамус".
- Господи! - шепчет ксендз.
- Господи! - повторяет Буйницкий.
- Уведите их, пан сакристиан, - просит ксендз.
- Они сейчас уйдут сами, - отвечает Буйницкий.
На мой взгляд, уйдут они очень не скоро. Художник тоже пробует голос и
вторит органисту нелепыми "ля-ля". Пан Луцевич пропел печальную фразу "нас
поглотит земля", за чем последовали звонкое чоканье и пожелания взаимного
здоровья.
- О! - вздыхает ксендз.
- Доброй ночи, пан Вериго, - говорит Буйницкий.
- Да, да, - безнадежно соглашается ксендз. Мы с Буйницким выходим на
улицу.
- Вы думаете, ксендз прикажет им уйти? - спрашивает сакристиан. -
Постесняется.
- Почему же вы их не увели?
- Пьяный, что малый, - некстати отвечает Буйницкий. - Привяжутся, а мне
дежурить.
Я жду, что он скажет что-либо поинтереснее, но он молчит, и я причисляю
его появление у ксендза к загадкам, которые необходимо разгадать.