"Константин Тарасов. Следственный эксперимент " - читать интересную книгу автора

шалашу. Присаживайтесь.
- Да, да, присаживайтесь, - бормочет ксендз и покорно подчиняется
органисту, который требует рюмки для новых участников этой тайной вечери.
- Э-э-э, пан ксендз, - мямлит Буйницкий, - видите ли, он хочет
уехать...
Петров виновато опускает глаза:
- Да, Адам Михайлович. Вы уже не обижайтесь, извините, но я вынужден
отказаться. Не смогу. Мне и в костел как-то боязно будет входить.
- Вы что, так суеверны? - спрашивает ксендз. - Впрочем, как вам угодно.
Мы вам должны за работу. Завтра рассчитаемся. Вас это устроит?
- Ничего не надо, - отказывается художник. - Сделал я немного, можно
сказать, ничего...
- Правильно, - ободряет его органист и поворачивается к ксендзу. -
Оштрафуют нас за эти росписи, чует мое сердце.
- Я хочу вам сказать, - говорю я Петрову, - что вам не следует покидать
городок без разрешения следователя.
- Я понимаю, я понимаю, - поспешно заверяет Петров.
С Буйницким у меня сразу возникает недоразумение. Лицо его мне знакомо,
хотя никогда прежде я Буйницкого не встречал. Но раз мне знакомо его лицо,
думаю я, значит, все-таки мы где-то как-то соприкасались. По моим делам он
не проходил, в этом отношении память меня не подводит. Ну, а где еще мы
могли встретиться и войти в контакт? В поезде? В уличной толчее? Волосы он
зачесывает назад, две большие залысины доходят почти до макушки, лоб
высокий, и сам он высокий и худой, лицо умное, печать старого страдания
видна отчетливо; на органиста поглядывает с предубеждением; глаза серые, нос
хрящеватый, кадык выдается заметно. Нет, кажется, я Буйницкого не встречал.
Мысленно я причесываю его то под "бокс", то наделяю кудрями, даю
шапку-ушанку, армейскую пилотку, превращаю из шатена в блондина, а затем в
брюнета и меняю на нем несколько нарядов - ничего это мне не дает. Такой тип
лица, думаю я, региональный тип, таких лиц много, особенно на Минщине.
- Станислав Антонович, - обращаюсь я к Буйницкому. - Вы сообщили
следователю о неизвестном, который заходил в костел незадолго до прихода
экскурсии. Не вспомните ли вы его приметы подробнее?
- Особенных примет я не заметил, - говорит Буйницкий. - Это так
произошло. Я услыхал шаги, обернулся и увидел мужчину примерно моих лет,
роста он на полголовы ниже меня, плотный такой, одет был в синий,
темно-синий, костюм, кортовый, сапоги начищенные были, фуражку держал в
руке, волосы седоватые, пострижены коротко, ну, еще вот что, небрит был, а
костюм новый.
- Может, крестьянин, - подсказывает ксендз.
- Нет, не похож на крестьянина. Я еще нарочно мимо прошел, думая, что
обратится. Я вышел во двор, поговорил с Жолтаком. Больше его не видел.
Внимательно слушая сакристиана, я наблюдаю за Серым, который вернулся из
изгнания и прямехонько идет к ксендзу. Ну, будет порка, думаю я. Ксендз,
однако, совершенно презрев свои обещания, берет кота на колени и начинает
ласкать. О чем же это, Адам Михайлович, задумались, думаю я.
- Вот найдете вы убийцу, - включается в разговор художник, - его
расстреляют?
- Если суд решит.
У всех просыпается мазохистское - любопытство - как, как это происходит?