"Игорь Тарасевич. Мы должны говорить друг с другом (маленькая повесть)" - читать интересную книгу автора

Лицедейство краснорожего старика казалось настолько бесстыдным, что в первый
момент у кудрявого - там, в зале - просто перехватило дыхание. Он прилежно
записал все в блокнотик, четко, глядя ледяными глазами, назвался -
Константин Знамеровский - Никулину, подождал, пока тот, переваливаясь с боку
на бок, выйдет на улицу. Он еще поглядел старику в спину, обсмотрел его,
представляя себе, как понимает, проникает во всю пошлую его затею,
совершенно дурацкую, которая, конечно, скоро сама по себе развалится здесь,
у него, у Кости, на глазах. "А если не развалится, развалим. Развалим", -
твердо подумал Костя. За ним из темноты подъезда уже выходили Хочуван и
блондинка, Скобликова, и он, не желая разговаривать с дураками, ушел.
Константин Знамеровский прекрасно разбирался в людях - так он думал о
себе, и это было неправдой.
Мать прижила его от студента-практиканта. Через Голубицу - главную
районную реку - собирались строить мост. Мост построили уже потом, когда
Костя пошел в школу, а тогда по берегам начали ходить патлатые люди в кедах
с длинными рейками-линейками в руках. Один из них квартировал в том же доме,
что и Шура Знамеровская, и первым же утром увидел ее на кухне - Шура тогда
была хороша; тело крепкое, молодое, кожа гладкая, глаза наглые.
- Как звать будем? - весело спросил патлатый.
- Никак,-отрезала Шура.
Патлатый обсмотрел ее ноги, обтянутые ситцевым платьицем.
- Одна живешь?
Шура презрительно промолчала - много понимала о себе.
Вечером студент пришел причесанный, с цветами. Шура удивилась - у них
цветы как-то не дарили девушкам, больше все ходили с бутылкой. Но бутылка у
студента тоже нашлась. Когда Шура совсем захмелела, он положил ее, мычащую,
на широкую панцирную кровать с шишечками, оставшуюся от родителей. Кровать
страшно прогибалась и скрипела. Шура уже ничего не соображала. Через два дня
студент уехал от греха, а через восемь месяцев Шура родила.
Недоносок постоянно болел. Один раз- года в полтора -весь покрылся
шевелящейся красной коростой, опадавшей потом слоями. Аллергия тогда была
болезнью немодной, и младенца пользовали медикаментозно - двумя мазями - в
очередь, через день. За одной мазью Шура ходила незнамо сколько, пришлось
даже переспать из-за нее с фармацевтом - достала. До трех лет Костя ударялся
в припадки - холодел, глаза закатывались, ручки и ножки страшно бились о
половицы, затылок подскакивал с бильярдным стуком. Шура ставила холодную
клизмочку, ребенок оживал, лежал в поту, тяжело дыша. С четырех лет жизнь
Костика изменилась - Шура, работавшая секретаршей у председателя
райисполкома, стала ему постоянной любовницей, в отчаянной борьбе оттеснив
артистку районного театра, травести Галушкову. Зайцы, мышки, пионеры и
озорные студентки, создаваемые Галушковой на сцене, сливались в одно лицо -
перезрелой стервы. Шурочка тоже стала к тому времени стервой порядочной,
жизнь довела, но недальновидный начальник решил, что эта баба, да еще с
пацаном, девочкой играть перед ним в любовь не станет - не подведет. Шурочка
казалась и попроще, надежнее. Не тут-то было. Полугода не прошло, как
Шурочка вышла за предрайисполкома замуж, протряхнула старика. Еще через
полгода он умер от инфаркта. В результате многомесячной тяжбы с наследниками
мужа Шурочка с сыном получили двухкомнатную квартиру и кое-что из
обстановки. Жить стало веселее. Начали к Шурочке приходить гости. Приносили
Косте подарки, уходили в комнату к матери.