"Игорь Тарасевич. Мы должны говорить друг с другом (маленькая повесть)" - читать интересную книгу автора

Один из таких подарков - железная лодочка с заводным гребцом - не так
давно попался Косте в ящике на антресолях. Краска на морде гребца давно
облупилась, жестяные весла погнулись. Если обладать фантазией, а Костя
фантазией обладал, можно было представить косо сидящего на срезанной клепке
человечка отображением какого-то патологического убийцы, вампиром с
изломанным колом в руках. Усмехнувшись, Костя вспомнил, как его,
десятилетнего, мать разбудила ночью - сломалась радиола, пластинка не
крутилась. Костя, не разобравшись спросонок, кто в табачном дыму сидел
вокруг, хмуро поднял вертушку проигрывателя, натянул на шкив соскочивший
пассик. В блюдцах на столе торчали окурки.
Знакомая ему артистка Галушкова - она, осыпая с лица пудру, играла у
них в школе на Новый год Снегурочку - что-то заговорила о ранних
способностях, мужчины отвечали гадкое, все смеялись. Утром в ванной комнате
Костя увидел голого по пояс грузина. Грузин умывался. На плечах у него
густо, как трава на газоне, росли черные волосы. Костя удивился не появлению
мужика - эка невидаль! - а растительности на человеке.
- Доброе утро, - заискивающе сказал грузин. Костя не ответил, - На, -
сказал тогда грузин, вынимая, как фокусник, откуда-то из-за спины белую
лодочку, - сам гребет, во! - Глаза очередного постояльца смотрели недобро,
но поза была уничижительной. Костя даже зубы сжал от ненависти, но лодочку
машинально взял. Грузин оживился.
- Нэ тонэт! - Он радостно засмеялся, сбрасывая напряжение, - Мамой
клянусь, нэ тонэт. Сам удивляюсь!
Тогда они вдвоем немного попускали лодочку в ванной - шла медленно,
пружинный моторчик поскрипывал, а несколько дней назад Костя сдул с игрушки
пыль, закрутил пружину - весла, выламываясь, со скрежетом задвигались
толчками. Костя вдруг захотел растоптать игрушку, но только бросил ее в
мусоропровод: мгновение подержал над зловонной пастью откинутой крышки и
выпустил, разжав пальцы.
Он жил давно своей жизнью. Ему было стыдно, что у него такая мать.
Чувство это, идущее вразрез с миллионолетним диктатом генов, крови, всего
живущего на земле, не осталось для Кости безнаказанным: во всех он видел
прежде всего бесчестность, разврат, глупость и лицемерие. И ненавидел. И
себя ненавидел тоже. Вспышки беспричинной вроде бы ярости, знакомые ему с
детства, пугали окружающих. Костя кусал губы, кулаки сжимал, случалось, и
кричал что-то, скалился. После школы "форму 286" ему не дали* - он уже стоял
на учете в диспансере. Получить свидетельство об окончании курсов
ойкуменского, свидетельство, аттестат, диплом, мандат, ксиву, фирман, ярлык,
телегу, пайдцу - все, что угодно, только бы с чистой профессией уехать из
города прочь, лучше всего, конечно, в Москву, а там - там, кто знает, может,
и дальше - в Будапешт какой-нибудь, Варшаву... Париж... Париж! - это была
единственная возможность, вдруг открывшаяся Косте в объявлении с
расплывшейся под дождем гуашью.
-------
* Медицинская справка по установленной форме (No 286) для поступления в
вуз.
-------
Несколько месяцев после школы Костя работал вахтером краеведческого
музея: зарплата 90 рублей. Иногда приезжали иностранцы - город у них был
древний, славный, с кремлем и набережной, музей хороший. Кажется, и