"Э.Тайрд-Боффин. Преподаватель симметрии (в вольном переводе А.Битова)" - читать интересную книгу автора

что один или другой раз он бросал взгляд в мою сторону. И бил "того" все
неистовей. Мне его не было почему-то жалко. Тут учитель вдруг бросил "того",
повернулся ко мне и, рассмотрев меня теперь в упор, сказал: "Пришел в себя?
Вольно? Боль пуста". И вышел.
Гумми опять замолк. Он был далеко. - А Луна? - нетерпеливо воскликнул
Давин. Щеки Гумми вздрогнули, будто он спрыгнул с большой высоты, и он
сморщился. Опомнившись, продолжил, но уже как-то устало, и слова все более
вяло сходили с его языка.
- Я очнулся на полу... Весь избитый... Чашка стояла с водою. Я выпил
воды...- И он замолчал. - Про Луну...- сказал Давин жестоко. - Я улетел
на нее. - Когда? - После этого. - После того, как выпили воды? - Да.
- Но как же? Вы же парили. Это же медленно. До Луны около четырехсот
тысяч километров. Десять раз вокруг света...
- Это не важно...- с трудом произнес Гумми, будто с каждым словом у
него распухал язык.- Парить - это удовольствие, баловство... А можно еще
оказываться.
Доктор Давин устал, как язык Гумми; будто это он сам еле ворочался в
его рту.
- Ну, и какая же она. Луна? - спросил он со скукой. Глаза Гумми
остекленели от немоты. Что-то стремительно приближалось к ним вплотную, и
взгляд его разбивался. Словно он видел перед собой что-то все ближе,
настолько отчетливо, что терял дар речи, потому что не вспоминал, а -
видел. Давину даже на мгновение померещилось, что в его радужной оболочке
отразилось нечто, чего перед ними не было (они как раз шли по полю), и он
затряс головой. - Так что же, какая? - спросил он настойчивы. -
Коричневая...- еле выжевал Гумми и выпустил слюнявый пузырь.
"Да он еще и припадочный..." - успел подумать доктор.
...Когда Гумми пришел в себя, над ним склонялось встревоженное и
виноватое лицо Давина. Он тер Гумми виски. Он так обрадовался, когда Гумми
пришел в себя, заулыбался заискивающе и ласково.
- Бога ради, простите меня, Тони... Я вас замучил своими расспросами.
Я абсолютно верю, что вы тогда были на Луне.
Гумми посмотрел на Роберта с любовью и снисходительностью, как на
ребенка...
- Я только что был там,-сказал он, поднимаясь с травы.
Давин прилег в своем кабинете ровно на секунду и как провалился. Он
очнулся оттого, что ему в глаза било солнце, необыкновенно бодрый и
испуганный, что проспал так долго. Солнце приходило к нему на диван теперь
уже после пяти, к вечеру. Он стремительно сел, злой, звонкий и дрожащий, как
запевшая под ним пружина дивана. Посидел секунду, пока проплыли перед
глазами черные, в искорку, "вертиж-цы", и так же решительно встал, как сел.
Потянулся властно, с хрустом. "Что за бред примерещился... Чушь. Пора
заняться снами вплотную, а я их вижу вместо того, чтобы работать.- Он еще
покачал головой, усмехаясь и подтрунивая над собой: экая тонкая творческая
психика... любимая уехала... Гумми... Тони... Луна... Что за чушь!"
Он решительно направился к столу, к своей рукописи о природе
сновидений. Он любил вид из окна, любил взглядывать туда для сосредоточения.
Он взглянул - за окном колол дрова человек. Так это был Гумми.
В провинции, да еще в те времена, все быстро обретает (обретало) ритм.
Сегодня впервые встреченное, завтра становится знакомым, послезавтра