"Э.Тайрд-Боффин. Преподаватель симметрии (в вольном переводе А.Битова)" - читать интересную книгу автора

с Капсом, когда тот, заглянув в глазок, увидел, что вышеупомянутый Бадивер
перевернулся на другой бок...), то Капс так громко сказал "О!", а
оттолкнувший Смогса, оттолкнувшего Капса, Смайльс, чтобы приникнуть, в свою
очередь, к глазку, еще громче сказал: "Ого!"-доставленный-Вадивер
если-это-был-он открыл глаза.
И тут же дверь залязгала, и они втроем ввалились в камеру. За ними,
заслонив дверь, пробрались и все остальные бывшие в дежурке.
Бадивер-если-это-был-он сел на нарах и уставился на вошедших с круглым
удивлением.
- Бадивер! - тоном, не оставляющим сомнений, сказал Капс, ткнув
толстым пальцем в грудь Вадиве-ра.- Не отступайтесь!
- Мы все знаем! - заявил инспектор Глуме. Он имел в виду поступивший
третьего дня сыскной лист убийцы, фотография которого разительно расходилась
со словесным портретом.- Мы все знаем,- логично заявил Глуме, потому что
Бадивер не походил ни на тот портрет, ни на другой.
- Задержанный, встать! - заорал за спиной столпившихся лейтенант
Гомс. Он был крошечного роста, ничего не видел за спинами и тоже хотел
посмотреть.
От обилия впечатлений подозреваемый-в-том-что-он-Бадивер заерзал на
нарах, сморщился, и тут лицо его стало последовательно складываться в такие
уморительные, взаимоисключающие одна другую гримасы, в то же время в них
было столько доброты и простодушия, что усмехнулся Смогс, улыбнулся Смайльс,
рассмеялся Капс, расхохотался Гомс и даже Глуме скривился, как от зубной
боли. Собственно с этого момента
Тони-Бадивер-а-это-уже-скорее-всего-мог-быть-именно-он был окрещен Гумми, по
сходству с игрушкой, как раз в то время вошедшей в моду в связи с ажиотажем
вокруг бразильского каучука. (Игрушка изображала старого доброго
шотландского пьяницу с трубкой в зубах, и когда вы вставляли пальцы в
соответствующие дырочки в его затылке и пошевеливали ими, то старый пьянчуга
подмигивал и хихикал.) Гумми - так сразу окрестили
Тони-уж-ни-какого-сомнения-Вадивера наши славные полицейские, известные на
весь Таунус как быстрые на язык и медленные на расправу.
Смущенный смехом Гумми-кто-же-это-еще-мог-быть потупился и покрутил
кругленькими тупенькими ботиночками - ножки его не достигали пола,- и это
почему-то так дополнило предыдущую гримасу, что на взрыв хохота откликнулся
и старина Самуэльсен из соседней камеры и стал неистово барабанить в свою
дверь с криком: - Я тоже хочу посмотреть!
Сердечный Смайльс, по приказу Гомса, со вздохом пошел помять бока
Самуэльсену. И Гумми сказал: - А он тоже вчера упал?
Тут-то и выяснилось, откуда свалился Гумми... Следует отдать ей
должное, смышленая таунус-ская полиция быстро разобралась, что к чему. На
двести миль в округе никто из лечебницы не сбегал; запрашивать монастырь
Дарумы, откуда, по первоначальному лепету Гумми, мог появиться Бадивер,
сочли нецелесообразным, тем более что монастырь этот, по его же словам,
находился чуть ли не в Тибете, чуть ли не в Камбодже (тем более что про
монастырь этот Гумми начисто забыл, как только окончательно оправился, и
помнил теперь лишь о последнем своем приземлении: видимо, этот удар отшиб
всю его память)... И, под личную ответственность, Гумми был передан
застенчивому полицейскому фельдшеру. Самуэльсен же просидел за буйство две
недели.