"Колин Таброн. К последнему городу " - читать интересную книгу автора

прошел, она поняла, не без стыда, что ее оттолкнуло вовсе не то, как Роберт
обращался с мертвым телом, и что они нарушили его покой. Работая
исследователем, как бы то ни было, она привыкла собирать разного рода факты.
И если бы Роберт действительно смог воспользоваться увиденным и что-то
создать - из этой печали, ужаса и вечного покоя - чего угодно, - она бы
только порадовалась вместе с ним. Но Камилла вдруг поняла, что он не сможет
этого сделать. У него просто нет таланта, в смятении подумала она. Он не
может достоверно рассказать о мертвом мужчине. И он даже не подозревает об
этом.
Она оглянулась, но тут же пожалела об этом. Она увидела Роберта, он
казался таким высокомерным, записывая то, отмечая это, а высохшие пальцы
заслоняли мертвые глаза от дикого скрипа ручки. Разумеется, Роберт бы назвал
ее слишком сентиментальной, но на самом деле она была такой же, как и он.
Настоящее, естественное описание, даже если оно вторгается, куда не следует,
ей бы понравилось. Но у Роберта просто не хватало таланта. Она вдруг поняла,
что боялась этого задолго до того, как они отправились в путешествие.
Не то чтобы Роберт был второсортным журналистом, нет, в своем роде он
был даже очень неординарным. Он умел жонглировать идеями и извлекать факты
из своей цепкой памяти. Но он был не в состоянии описать лицо или чувство.
Наверное, этот талант не имел ничего общего с интеллектом или сочувствием.
Это был просто дар свыше или, скорее, отклонение, как врастающие на
ногах ногти. А многие вещи он просто не замечал (иногда она причисляла к ним
и себя) или, может быть, полагал, что они не заслуживают его внимания.
Но когда Роберт, нагнувшись, вышел из каменного склепа, его радость от
того, что он чего-то достиг, которую Камилла ожидала от него каждый раз,
когда он опускал исписанный блокнот в карман, была чем-то омрачена. Чем-то,
напоминающим печаль. Пастух за его спиной жестами показывал, что ждет
оплаты, но так ничего и не получил. И Камилла вдруг почувствовала странное
разочарование. Роберт больше не был похож на себя - казалось, его
самоуверенность пошатнулась, он понял то, о чем только что думала Камилла, -
и ее злость постепенно отступила.
В тот вечер над горами разразилась сильная гроза. Пучки молний ярко
освещали их лагерь, как будто кто-то снимал в палатках фотоаппаратом со
вспышкой, и шесть часов подряд лил сильный холодный дождь.
Франциско то и дело отрывался от книги. Пламя свечи постоянно гасло, и
при каждом ударе грома у него тряслись руки. Один раз к нему заглянул кто-то
из погонщиков и со странной нежностью, свойственной этим людям, спросил, все
ли с ним в порядке. Сеньора Жозиан, сообщил погонщик, заболела. Но Франциско
не знал, какое он имеет к этому отношение. Он чувствовал, что бельгийцы его
презирают. Сегодня вечером он даже не пошел на ужин в общую палатку, а
остался здесь, перед раскрытыми книгами и зеркалом инков - своим талисманом.
Дождь усилился и тяжело застучал по брезенту палатки. На сей раз
Франциско не стал зажигать свечу, а просто лежал в своем спальном мешке под
ужасающими вспышками молний, протирая кварцевую поверхность рукавом рубашки.
Он знал, что теперь относится к зеркалу с еще большим трепетом, чем раньше.
Там, в Испании, ему казалось, что в столь долгом изгнании оно навсегда
потеряло свое предназначение. Но сейчас, крутя его в пальцах, он думал о
том, что оно кажется ему незнакомым. Может быть, здесь, среди родных зеркалу
гор и городов, оно вновь наполнилось своей прежней силой. Блеск его темного
камня стал зловещим. Ведь, несмотря ни на что, его народ украл это зеркало у