"Чарльз Силсфилд. Токеа и Белая Роза." - читать интересную книгу автора

девушка подошла к дрожащей Розе и повалила ее на ковер. Нижний угол ковра
она передала первой индианке, а верхний перекинула через плечо и как бы
обвязалась им. Затем она широкой лентой обернула розе бедра и, подняв ее,
вынудила тем самым обвить руками свою шею. На том их приготовления в
дорогу были закончены. Глазами, полными слез, наблюдали миссионер и жена
капитана, как ребенок, оцепеневший от страха, безмолвно покоряется
неведомой участи. Проповедник подошел к индианке и дрожащим голосом
сказал:
- Канонда, ты всегда отличалась благородством, так обрати свою
сестринскую любовь, свое доброе сердце к этой нежной травинке. Ты могла бы
ей быть вместо матери?
Индианка кивнула.
- А эту книгу, - он протянул ей карманную Библию, - я дарю тебе и
Розе на память о вашем учителе.
Потом, возложив ладони на головы обеих, он благословил их.
Вместе с ношей, в сопровождении мужчин, девушки вышли из комнаты.
Но вождь остался.
- Мико окони, - сказал он, гордо выпрямляясь, - расплатился за молоко
для его дочери. Он уходит. Тропа его долга, а путь тяжел. Но еще тяжелее
сердцу - видеть бледнолицых. Так пусть он никогда их больше не увидит.
С этими словами он повернулся и покинул дом.
Все разом глубоко вздохнули. Первым обрел дар речи капитан.
Получалось, что он, вообще-то говоря, не слишком огорчен случившимся:
одной заботой стало меньше. А уж эта забота, как никакая другая, отнимала
у него сон.
Домочадцы и гости посидели еще пару часов, высказывая разные догадки
насчет планов краснокожего вождя. Потом стали расходиться, весьма
довольные, что несколько дней обеспечены темой для застольных бесед. В
течение последующих месяцев заведение капитана все сильнее притягивало к
себе клиентов, и таким образом история с индейцем даже споспешествовала
обогащению хозяина. Но мало-помалу интерес к ней угас, а позднее
изгладилась самая память и о событии, затерявшемся в превратностях
переменчивой судьбы этого края.
Мы оставляем Джорджию, а с ней и семью скупщика, чтобы протянуть нить
нашего повествования в иные пределы и перебросить ее на пять лет вперед.



3

У северных берегов озера Сабин, в краю тростниковых болот и
кипарисовых чащ, в междуречье Сабина и Натчеза лежит узкая полоса земли.
Она как бы раздвигает обе реки и по мере расширения плавно переходит в
холмистую гряду. Порой кажется, что природе вздумалось немного почудить и
как бы провести границу между двумя большими государствами.
Темный непроходимый лес стеной встает на правом берегу Сабина.
Заросли, ощетинившиеся колючками, преграждают путь человеку, лишь оленю и
койоту дано иногда немного углубиться в них. Почва выстлана густым ковром
вьющихся стеблей. В этом предательском великолепии нет-нет да и мелькнет
пятнистая чешуя гремучей змеи, подстерегающей диких голубей, пересмешников