"Евгений Сыч. Еще раз (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

Оставайся с богом, Иван, с богом уютнее".
"Непорочное зачатие", - сказала сама себе и засмеялась. Потом
захотелось ей открыться отцу, сообщить, что все нормально, что живет с
одним парнем со своего курса и замуж за него собирается: "Ты не смотри на
меня так, ну прости, только без него я не могу. Ты не волнуйся,
пожалуйста, и не нервничай, лучше помоги, он талантливый, надо только
устроить его по-доброму, чтобы не пришлось доказывать ему теории на деле,
чтобы не самому возиться с железками и не хватать горстями рентгены, и все
будет хорошо". Зеленая полынная звезда вспыхнула и закатилась на небе,
оставив холодный тающий след. Или, может, это увлекшийся Мисюра воплощает
безумные свои теории в то, что можно руками потрогать? В то, что лучше
руками не трогать.
Со стороны кажется, что ничем не мог бы пособить гениальному своему
зятю в другой отрасли работающий Копылов. Но это только кажется. И вот уже
Лехино начальство, полностью оторванные от жизни академики, с интересом
поглядывают на молодого ученого и предрекают ему большое будущее. А Марья
блещет среди научных жен недюжинными познаниями в искусстве. В
академических кругах любят поговорить об искусстве. Хотя, конечно, на
первом месте разговоры о модах и о детях. Хорошо, если детей много. Трое
детей: две девочки и мальчик. "Лешенька, - шепчет Марья, ловя руками
темную пустоту комнаты, - Лешенька!" - как шептала, наверное, дева Мария:
"Иешуа!" - над своим неправедно зачатым сыном-богом.
- Да она совсем не в себе, - сказал чей-то, не Асин голос.
- Наверное, заболела, - вынырнула из пучины Марья. "Надо же, - трезво
и здраво подумала. - Зимой, в самое холодное время бегала по скользкому
навстречу ветру - и ничего".
Было утро. Зареванное, опухшее от ночных слез лицо солнца медленно
поднималось с локтей горизонта.
Марья была голодна. Во всяком случае, когда ее кормили, она ела.
- Вам надо поехать с нами, Мария Дмитриевна. Вы совсем больны.
- Нет! - отрицательно и тихо качала головой Марья.
Из мелькания пятен складывалось опять ненавистное теперь лицо
Асмодеихи.
- Сейчас ты уедешь с ними и все забудешь. Уедешь и забудешь.
- Ася! Как же я? Не хочу! Я не смогу.
- Все забудешь. Забывать легче, чем хранить. А если напомнит тебе
кто-то или пройдешь мимо памятного места случайно, только болью отзовется
память, усталостью и желанием не знать.
- Но Леха? И девочки? А сын - я так хочу сына! Сына верните!
"Забудь, забудь", - стучали в висках часы.
Уже в декабре, когда восторжествовала зима, вернулась Марьюшка в свой
выставочный зал. Вернее, то, что от нее осталось, - что взять нельзя или
никому не понадобилось. Лечили долго и вроде бы подлечили. Не в ЛТП,
конечно, в ЛТП только ревнивые мужья у злых жен попадают. И не в психушке
- от нервов лечили, по-благородному. Еще раз собрался с силами организм,
какие-то разрушившиеся было связи восстановились в мозгу. С тех пор как
исчерпало себя понятие "душа", мозг стал заботить медиков, как никакая
другая часть тела.
- Несчастная, конечно, женщина, ни семьи, ни детей, - кивали на нее
вахтерши, когда Марья, постукивая мелко каблучками и кутаясь в теплый