"Евгений Сыч. Еще раз (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

- Покалывает - ничего. У всех покалывает. Вот когда возьмет, - и
маленькой пухлой ручкой показала, как возьмет, - тогда к врачу,
обязательно.
Пожалуй, Маренису сейчас следовало бы не в выставочный зал идти, а на
прием в поликлинику. И с Марьей-то говорить ему не хотелось, вовсе ни к
чему. Забыть, замять, дать понять при случае: не суйся. Но это при случае,
не сейчас. Глаза б на нее не глядели! А вынужден был, подсказывать
приходилось соплячке, как трактовать все тот же триптих, который все-таки
пробил он под тосты и юбилей на зональную по вполне приемлемой цене.
Он заговорил с ней против воли, втолковывая, что следует пояснять,
когда придут ветераны. Марьюшка слушала равнодушно, слова были так же
бессмысленны и пусты, как сами картины, и под спокойным и внимательным ее
взглядом Маренис начал нервничать, потом сердиться совсем уже нехотя,
потому что считал это ниже своего достоинства. Он стал выговаривать ей
обидно и веско. А Марья в ответ посмотрела на него серьезно и сказала
тихо, почти ласково:
- Да вы успокойтесь, успокойтесь, пожалуйста, все уже. - И еще
повторила: - Успокойтесь, - будто принимала его за идиота, за пациента
психиатрической клиники. Тут Маренис, убежденный, что это провокация и его
просто вызывают на скандал, ненужный и нежелательный, почувствовал, с
другой стороны, что сдерживаться ему не хочется.
Всю свою жизнь стремился Маренис душой и телом к вещам красивым и
приятным. Уродливых же и неудобных вещей и ситуаций избегал. И настолько
он научился обходить возможные неприятности, что напоминал его жизненный
путь трассу слалома - изобилующую поворотами высокой степени сложности,
но, если в морозный солнечный денек сверху посмотреть, красивую, пожалуй,
даже элегантную. А превыше всего ставил Маренис душевный покой. Но тут
возникала некая неувязка, путь его жизненный омрачавшая, подобно тучке
небесной, бросающей легкую тень на блистающую белизной трассу. Человека с
тонкой душевной организацией вывести из себя - пустяк. Скажем, не пришел
вовремя заказанный таксомотор, сделал необоснованное замечание случайный
на выставке зритель, взныл зуб, растревоженный сладким, телевизор
захандрил - и пожалуйста! А производственные конфликты? А международная
обстановка? А общепитовская котлета?
Поэтому с годами стал Маренис не только верток и цепок, но и - только
задень - криклив. А кричать художники, как правило, не умеют. Нарисовать
что-нибудь, написать, вырубить - хоть сто порций, но кричать - это уже
другой талант, не всякому даден. Вот и сейчас собирался Маренис Марьюшку
горлом взять, на место поставить, определить наконец разницу, кто он, кто
- она.
Но сил не было, не было сил скандалить. Маленькая пухлая ручка крепко
стиснула в белых пальчиках сердце, которое, оказывается, пребывало на
положенном ему месте. Маренис сказал что-то невразумительное не то
Марьюшке, не то всем вместе, ушел из зала, оставив шляпу и плащ, и кто-то
из молодых художников подвез его на своих "Жигулях" и помог забраться
домой, на третий этаж по добротной каменной длинной-длинной лестнице -
Маренис жил в доме планировки эпохи архитектурных излишеств, где потолки
высоки, где много воздуха и света.
Света и впрямь было много, а воздуха - нет, не хватало. И, не
дождавшись "скорой помощи", Маренис умер, вспомнив напоследок, как в