"Евгений Сыч. Еще раз (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

недовольная, почувствовав себя сразу не только безработной, но и
обездоленной.
В выставочном зале ее ждала большая суета. В последних два месяца
Марьюшка несколько отошла от основной своей работы, хоть и делала ее
механически. Теперь надо было включаться заново.
Предстоял выставком.
На каждый предмет свой талант нужен. Пусти самого ушлого медвежатника
по карманам шмонать - вмиг засыплется под дружный и обидный смех щипачей:
а не лезь, не отбивай хлеб у специалистов. Поэтому в выставком входили,
как правило, художники. Но возглавляли этот компетентный орган все-таки
работники городского отдела культуры, которых едва ли можно было считать
знатоками изобразительного искусства, равно как и любого другого. Просто
по должности своей они ведали культурой, как ведали бы дорожным
строительством или банно-прачечным комбинатом, сложись их административная
парабола иначе.
С произведениями искусства всегда сложности, особенно - с новыми, с
пылу с жару, только что созданными. Лет через сто, конечно, понятней
будет, что истинное, что случайное. Какие отсеются, другие временем
отполируются, и патина на них благородная ляжет, так что не спутаешь с
иными прочими. Известно, что картины, вывешенные в Русском музее или в
Музее имени Пушкина, - шедевры, все до единой. Или почти все. "А когда
приходится оценивать, сколько заплатить, скажем, художнику Маренису за
нетленные его творения, на чей авторитет обопрешься? Маренис цену ломил,
между прочим, как барышник, и делиться не хотел. На кажущееся его счастье,
в закупочной комиссии отсутствовал лично начальник управления культуры
Бритов, попавший на этот высокий пост с поста, в местной иерархии еще
более высокого - с руководства спортом, - и потому решавший любой вопрос
резко и безапелляционно. Бритов с художниками просто обходился: это беру,
это - нет, и цену вполовину. Таким образом, платил он всегда четверть от
того, что запрашивали, и все были не то чтобы довольны, но удовлетворены,
поскольку равновесие раз от разу сохранялось.
Но сейчас Бритов пребывал в командировке в далеком северном городке,
где из намертво оледенелой земли, имя которой - вечная мерзлота,
добывались ценные руды и переплавлялись в бесценные металлы. Чтобы
сгладить отчасти впечатление от тягучего дыма, низко стелющегося в
холодном воздухе, и ядовитой воды, которой сначала руды и металлы
промывали, а уж потом для питья употребляли, профильтровав больше для
очистки совести, чем для пользы дела, в этом городе строили один за другим
очаги искусства и культуры, раскрашенные яркими красками и заполненные
мозаикой, барельефами, горельефами, витражами и многими другими муляжами.
Инспектировать всю эту культуру бесстрашно приезжали в нечеловеческие
условия начальственные делегации, и Бритов как раз сейчас сопровождал
очередную инспекторскую экскурсию, заботясь, как бы смягчить суровые
впечатления, какие могли бы встретить гостей, не окажись Бритова рядом. И
потому его место в выставкоме и закупочной комиссии заняли и неуверенно на
нем себя чувствовали заместитель Бритова Кукшин и директор местного музея
Тамарова, потому что работа при активном и всезнающем Бритове давно
отучила Кукшина от самостоятельности, а Тамарова просто в силу натуры за
любую художественную вещь норовила трояк заплатить.
Здесь же о трояке речь идти не могла: Маренис знал себе цену и умел