"Грэм Свифт. Антилопа Хоффмейера" - читать интересную книгу автора

Африку и подробно изучил как новооткрытый, так и некоторые другие виды
лесных антилоп. Затем, в 1960 году, опасаясь, что местные охотники совсем
истребят уже и без того редких антилоп Хоффмейера (их мясо и шкуры ценились
весьма высоко), он привез три пары этих животных с собой в Европу.
В те дни черные жители Конго и европейцы безжалостно убивали друг
друга. Спасение Хоффмейером не только собственной шкуры, но и шкур шести его
драгоценных спутников было научным подвигом, имеющим мало параллелей. Две
пары были отправлены в Лондон, а третья во Франкфурт - в тот зоопарк, где
Хоффмейер работал до прихода к власти нацистов. Животных оказалось очень
трудно содержать в неволе, но второе поколение - хотя, увы, и более мелкое -
все же удалось вырастить. История этого достижения (в которое внес свою
лепту и мой дядя), постоянной и хлопотливой переписки между соответствующими
секциями Франкфуртского и Лондонского зоопарков не менее удивительна, чем
отчет о приключениях Хоффмейера в Конго.
Однако у этого вида было мало шансов на выживание. Спустя четыре года
после того, как дядя Уолтер показал нам свое маленькое трио, численность
всей искусственной популяции, когда-то достигавшая десяти особей, упала до
трех - той самочки, которую мы видели еще в младенчестве и с которой трудно
было связывать большие надежды, и пары во Франкфурте. Потом, как-то зимой,
франкфуртская самка умерла; а ее друга-самца, тоже не очень сильного и
никогда не знавшего лесных дебрей, где жили его предки, посадили в
герметическую клетку и реактивным самолетом, в сопровождении опытных
ветеринаров, отправили в Лондон.
Так дядя Уолтер стал хранителем последней пары антилоп Хоффмейера, а
следовательно, несмотря на свой низкий статус, фигурой довольно значительной
и истинным наследником Хоффмейера - если и не в академическом плане, то в
личном.
"Хоффмейер, - повторял мой дядя в те вечера, когда мы пили у него
чай, - Хоффмейер... мой друг Хоффмейер..." Его жена поднимала глаза и
поспешно пыталась сменить тему. И мне чудилось, будто я вижу щель в его не
так уж ладно сидящих доспехах.
Когда я впервые приехал в Лондон после получения степени, мне
предстояло прожить с дядей около четырех месяцев (возможно, вернее было бы
сказать "последние четыре месяца"). Это произошло вскоре после кончины тети
Мэри, вызванной каким-то скоротечным недугом. Я получил работу в
политехническом институте на севере Лондона, и родители договорились с дядей
Уолтером, что, пока я не встану на ноги и не подыщу себе квартиру, его
наполовину опустевший дом в Финчли будет также и моим. Я принял это
одолжение, но на душе у меня было неспокойно.
Дядя Уолтер встретил меня с угрюмой вежливостью. Во всем доме с его
многочисленными следами женского присутствия, рассеянными среди книг и
пепельниц, витал дух невосполнимой утраты. Мы никогда не говорили о тетке.
Мне не хватало ее печенья и лимонных пирогов. Дядя, все кулинарные познания
которого были связаны с приготовлением корма для его любимых копытных,
поглощал огромные количества недоваренных или вовсе сырых овощей. По ночам -
наши спальни выходили в один коридор - я слышал, как он рыгает и переливчато
храпит в большой двуспальной кровати, которую прежде делил с женой, а позже,
под утро, что-то торжественно бормочет во сне - или не во сне, поскольку
теперь у него все время был отрешенный вид человека, ведущего непрерывный
внутренний разговор с самим собой.