"Майкл Суэнвик. Постмодернизм в фантастике: руководство пользователя (Эссе) " - читать интересную книгу автора

это, - сказал Джон Кессел в интервью журналу "Fantasy Review", - однако
многие произведения, которые мы называем лучшими в жанре, ни в какое
сравнение не идут с лучшими образцами английской и американской литературы
последних двух столетий. Мелвилл, Набоков, Фланнери О'Коннор, Джейн Остин,
Фолкнер, Конрад - эти писатели, что ни говори, по всем статьям лучше, чем
Херберт, Хайнлайн, Азимов, Желязны и другие". Упомянутые фантасты,
возможно, будут удивлены, что кому-то понадобилось проводить такое
сравнение. И все же, как вы могли заметить, Кессела такое положение
удручает. "Если мы хотим пробиться в высшую лигу, - продолжает он, - нам
нужно научиться играть по правилам высшей лиги". Вслушайтесь внимательно, и
вы услышите за этой метафорой хвастливую мысль, что фантастам под силу
"крученые мячи" Фолкнера и "резаные подачи" Набокова, а местоимение "мы"
означает, что и для себя Кессел уже застолбил местечко в сборной. Такого
рода амбиции не чужды никому из постмодернистов. Все они - птицы высокого
полета, а уж если начнут играть всерьез, то куда там всякой мелюзге вроде
Хайнлайна, Азимова и Кларка - не конкуренты!
Комментируя этот феномен, Джеймс Патрик Келли писал о своих
собратьях-постмодернистах: "Эти амбиции заставляют их тратить время на
написание лихо закрученных рассказов, хотя те же самые деньги, причем с
меньшими умственными усилиями, они могли бы грести, романизируя эпизоды из
"Мучеников науки"8. Эти амбиции поддерживают их, когда они выходят из
библиотек, пошатываясь под тяжестью связок книг, которых никто не брал с
полки с 1962 года. Раз уж они решили выделиться в этом перенаселенном
жанре, то им надо писать вещи только экстракласса!" Это высказывание
наводит нас на еще один интересный момент - на ту любопытную смесь уважения
и презрения, какую испытывают постмодернисты к своей аудитории. Они с
охотой затратят целый месяц дополнительно, занимаясь исследованиями на
тему: какой была планировка нижних палуб испанского галеона, или как Моцарт
на самом деле писал свое второе имя, - чтобы сотворить один-единственный
рассказ, гонорар от которого не окупит даже расходов на еду в течение этого
месяца. И все лишь потому, что они якобы знают, чего ждут от них читатели.
Ну а если читатели ждут совсем не этого, то... то они будут носить воду
решетом просто из любви к искусству.
Когда постмодернисты пришли в жанр, научная фантастика пребывала в
нетипичном для нее состоянии самообезличивания. Вот как позже написал об
этом Стерлинг: "НФ дрейфовала безруля и без ветрил, по воле любого
коммерческого ветерка. "Новая волна" так ничего и не дала мне. Я вырос на
ней, но теперь она пожелтела и начала курчавиться по краям, точь-в-точь как
обложки старых "Новых миров"9". Никто уже не боролся за лидерство в НФ.
Новые авторы, бия кулаками в грудь, пробивали себя поодиночке, но ни одной
хоть сколь-нибудь сплоченной группы, готовящей тайный заговор с целью
свержения и разрушения святынь, и в помине не было. Лучшие писатели
молчали: "староволнисты" и "нововолнисты" забили друг друга дубинками до
состояния глубокого критического обморока. Писатели из "Группы Праздника
Труда" либо почивали на лаврах (иные из ее лучших членов вообще написали
очень мало в это время), либо потихоньку работали над большими серьезными
книгами, которые, как они надеялись, или выведут их из гетто в "большую
литературу", или хотя бы привлекут к ним внимание критиков. ("Бред" [Fevre
Dream] Джорджа Р. Р. Мартина и "Нет врага кроме времени" [No Enemy But
Time] Майкла Бишопа - вот основные работы этого периода.) В общем, часовые