"Майкл Суэнвик. Постмодернизм в фантастике: руководство пользователя (Эссе) " - читать интересную книгу автора

представления о будущем, бытовавшие в 50-е годы на страницах "Popular
Science" и "Mechanix Illustrated"2 (позже спародированные Гибсоном в
рассказе "Континуум Гернсбека" [The Gernsback Continuum]), рваные ритмы
Альфреда Бестера и промышленную рекламу из павильонов Всемирной Выставки
1964 года, певца пустынных улиц Харлана Эллисона и японское коммерческое
искусство, панковские выходки Джона Ширли3 ипостепенный отход от
аркадианизма - пасторально-антитехнологического утопизма 60-х. В общем,
смешайте в сильных дозах ранних Дилэни и Желязны, добавьте нескольких
писателей-нефантастов, немного Варли и щепотку Стэплдона - вот вы и
получите первичный бульон, из которого выросла впоследствии эта новая форма
жизни.
Эволюция гуманистов, напротив, происходила не так замысловато. Они -
законные дети "потерянного поколения" научной фантастики - всех этих
"пост-нью-вэйв-писателей" 70-х годов4, о которых никогда не спорили критики
(да и не рассматривали их коллективно) и которых Том Диш в статье,
показавшейся большинству из них оскорбительной, обозвал "Группой Праздника
Труда"5. В команду эту входят Джордж Р. Р. Мартин, Эд Брайант, Вонда
Макинтайр, Джо Холдеман, Джек Данн, Элизабет Линн, Майкл Бишоп, Гарднер
Дозуа, Грег Бенфорд и Джоан Виндж. Что их объединяет - так это изначальная
преданность научной фантастике, вера в то, что высокое искусство и
избранный ими жанр вовсе не противостоят друг другу, наконец, что научная
фантастика нисколько не нуждается в подачках со стороны косноязычных
критиков из газеты "New York Review of Books", высокомерно определяющих,
что можно считать литературой, а что - нельзя. (Напряженно работая, эти
писатели только сейчас издают свои лучшие книги, однако на шаг-другой
опередили нынешний вал перемен и тем самым не вписались в него. Если
воспользоваться биологическими терминами, они просто разбазарили свой
генетический материал, поэтому говорить о них здесь подробно, по-видимому,
не имеет смысла.)
Помимо этого прямого влияния гуманисты с самого начала испытывали
серьезный интерес и к литературе других направлений, особенно к высокому
искусству "мэйнстрима"6, что, по мнению многих "пульп-традиционалистов"7,
среди которых, как ни странно, есть и киберпанки, уже само по себе граничит
с преступлением. Так, Джон Кессел получил "Небьюлу" за "Другого сироту"
[Another Orphan], повесть, которая предполагает определенное знакомство
читателя с мелвилловским "Моби Диком". А Ким Стэнли Робинсон вовсю - и
одобрительно! - цитировал Жана-Поля Сартра в рассказе "Зеленый Марс" [Green
Mars]. Однако не делали ли они это намеренно, дабы заставить пустоголовых
фанатиков жанра скрежетать зубами в бессильной злобе? Сомневаюсь. Но
сомневаюсь также и в том, что это новое поколение пишет хоть сколько-нибудь
лучше - или более читаемо, - чем их предшественники. И все же, если Мартин,
Брайант и другие их коллеги - то ли в силу чрезмерной скромности, то ли
подустав от бесконечных и бессмысленных войн вокруг "новой волны", - не
очень-то стремились афишировать влияние "большой литературы" на свое
творчество, то гуманисты ринулись вперед бесстрашной поступью ангелов.
Что общего у постмодернистов по обе стороны баррикады - так это
присущая им самоуверенность, переходящая порой в высокомерие. Они могут
любить и даже похваливать отдельных писателей старшего поколения (хотя
предпочитают их мертвыми или забытыми), но все же в целом испытывают к
своим предшественникам полнейшее равнодушие. "Мне не совсем удобно говорить