"Григорий Свирский. Штрафники " - читать интересную книгу автора

Это звучало поэзией.
А Героя все не давали...
Однажды к летной землянке подъехал командующий Северным флотом адмирал
Головко. У землянки стояли несколько человек. Самым старшим по чину оказался
капитан Шкаруба, Герой Советского Союза.
Шкаруба был песенным героем. Знаменосцем. Его портрет был помещен на
первой странице газеты.
Шкаруба громко скомандовал, как в таких случаях полагается, всему
окружающему: и людям, и водам, и небесам: "Сми-ир-рна!" И стал рапортовать.
Пока он рапортовал, адмирал Головко почему-то приглядывался к его
морскому кителю. И вдруг все заметили: ордена у Шкарубы на месте, а там, где
крепится Золотая Звезда Героя, дырочка.
- Почему не по форме? - строго спросил адмирал.
Капитан Шкаруба потоптался неловко на месте в своих собачьих унтах,
собираясь, может быть, объяснить, что его Звезда на другом кителе. Он хочет,
чтоб осталась семье, если что... Но доложил он громко совсем другое.
- Товарищ адмирал! Я потопил шесть транспортов противника. И - Герой
Советского Союза. Майор Скнарев потопил двенадцать транспортов и военных
кораблей противника. Вдвое больше. И - не Герой Советского Союза. Как же
мне носить свою Звезду? Как смотреть своему товарищу в глаза?..
Оцепенели летчики. Что будет? Только-только загремел в штрафбат
полярный ас летчик Громов, кавалер четырех орденов Красного Знамени...
К счастью, командующий флотом Головко был адмиралом молодым и умным. Он
распорядился во всеуслышание дать капитану Шкарубе пять суток домашнего
ареста за нарушение формы одежды. А потом заметил что-то - куда тише --
стоявшему рядом штабному офицеру, отчего тот пришел в лихорадочное,
непрекращающееся, почти броуново движение...
А на другой день по беспроволочному писарскому телеграфу стало
известно, что бумаги о присвоении Скнареву Героя ушли в Москву. Ждали мы,
ждали указа, так и не дождались... В те же дни перевели меня в редакцию
газеты "Североморский летчик". Командир полка полковник Сыромятников вручил
мне вместо напутствия свою авторучку (тогда они были редкостью) и сказал
улыбаясь:
- Ну, скнаревовед. Давай действуй.
... На другой день утром из штаба ВВС сообщили, что торпедоносцы
потопили транспорт, на борту которого находились пять тысяч горных егерей. Я
вскочил в редакционный "виллис", помчался на аэродром. Как раз вовремя!
Механик открыл нижний-- скнаревский - лючок, подставил стремянку. О
стремянку, нащупав носком ступеньку, оперся один сапог, другой. Кирзовое
голенище сапога было распорото осколком снаряда и отваливалось; из
продранного комбинезона торчали клочья ваты.
Скнарев спрыгнул на землю и крикнул возбужденно-весело, шутливо
Сыромятникову, у которого, похоже, не было сил выбраться сразу из кабины:
- Борис Павлович, двинем отсюда, тут убить могут!..
Ночью в землянке был банкет. В честь победы. Теперь-то уж наверняка
дадут Героя! За каждый потопленный транспорт полагалось, по флотской
традиции, потчевать поросенком. Случалось, подсовывали и кролика. "Побед
много, на всех не напасешься". На этот раз привезли настоящего поросенка.
Молочного. Без обмана.
Пригласили всех, кто был поблизости, даже красноглазого тощего Селявку,