"Григорий Свирский. Штрафники " - читать интересную книгу автора

освещенный незаходящим заполярным солнцем. И замолчал, раскрыв свой птенячий
клюв.
Видно, с этой минуты я к Скнареву, что называется, сердцем прикипел.
Что бы ни делал, под рев зениток, треск очередей, пожары думал чаще всего о
Скнареве. Как помочь ему? Что предпринять?
Что мог я на горящем аэродроме, рядовой "моторяга", сержант срочной
службы, который даже во время массированных бомбардировок не имеет права
отойти от своей машины? А вдруг она загорится?
Никто не скрывал, что бомбардировщик дороже моей жизни. И намного...
Кто меня послушает? Никогда я не чувствовал себя таким червяком.
Но так я жить не мог. Я думал-думал и наконец придумал. Выпросил у
Скнарева штурманский карандаш. И, таясь от него, исписал на обороте всю
старую полетную карту. И отправил в газету "В бой за Родину". Чтобы все
знали, какой человек Александр Ильич Скнарев.
Это была моя первая в жизни статья. Я отправил ее с оказией в штабной
домик, где ютилась редакция. Туда же послал второе письмо - о Скнареве.
Третье. Наконец шестое...
Они проваливались. Как в могилу. Ни ответа, ни привета.
Какое счастье, что Скнарев о моих письмах и не подозревал!..
Через месяц меня вызывают к какому-то старшему лейтенанту. "Бегом!"
Вымыл бензином руки, подтянул ремень на своей технической куртке из
чертовой кожи, поблескивавшей масляной коростой, и отправился к начальству.
Старший лейтенант оказался газетчиком. Невысокий, в армейском кителе,
на котором не хватало пуговиц. Из запаса, видать... Он обругал меня за то,
что я пишу о штрафнике. "Ты что, не знаешь, что о штрафниках - ни-ни?! Ни
слова... - И вздохнул печально: - "Ни слова, о, друг мой, ни вздоха". Из
запаса, ясно".
Я усадил старшего лейтенанта на патронные ящики и рассказал ему о
Скнареве. О том, чего не было в моих статьях, которые конечно же
повествовали только о подвигах флаг-штурмана.
Плечи старшего лейтенанта, одно выше другого, как у Файбусовича,
дернулись нервно. Он поправил очки с толстущими линзами, ссутулился и стал
похож на бухгалтера, у которого не сходится баланс.
Он не был рожден военным, этот низкорослый человек, это ясно. Я только
не знал еще, что он был единственным мобилизованным газетчиком, которого
командующий флотом, адмирал Головко, случайно встретясь с ним на пирсе и
поглядев на его подвернутые брюки, приказал немедля переобмундировать в
сухопутную форму. - Таких моряков не бывает!.. Так он и ходил, единственный
на аэродроме, в пехотном. В звании повышали, а брюки клеш не давали.
Какое счастье, что именно он приехал к нам. Подперев ладонью плохо
выбритую щеку, он сказал, прощаясь, тихо и очень серьезно:
- Как тебя зовут?.. Ты, Гришуха, пиши, а я буду держать твои материалы
под рукой. Начальство, увидя меня, почему-то всегда улыбается. Можно
когда-то из этого извлечь пользу! А? Рискнем.
С газетой, где впервые появилась фамилия Скнарева, я бежал через всю
стоянку. Я размахивал газетой, как флагом. Вид у меня был такой, что изо
всех кабин высунулись головы в шлемофонах. Уж не кончилась ли война?
Конечно, моей статьи в газете не было. Но на самой первой странице, под
названием газеты, вместо передовой была напечатана крупным шрифтом
информация о том, что группа бомбардировщиков, которую вел флаг-штурман А.