"К.А.Свасьян. Философии символических форм Э.Кассирера" - читать интересную книгу автора

пафос - пафос системотворчества (и это - первое звено в линии близости
Когена к Гегелю). Ее единственный ориентир - наука. Ее исконная задача -
вскрыть логическое единство всех наук. Она - ни "критический феноменализм",
ни "трансцендентальный эмпиризм", а "логический идеализм".
Центральное значение кантовского учения об "основоположениях чистого
рассудка" Коген усматривает в преодолении отрыва эстетики от аналитики и
установлении связи между обоими элементами познания; категории, выступающие
в аналитике понятий как абстрактно отдельные формы, ложатся здесь в основу
научного знания в конкретном синтезе формы и материала. Таким образом
происходит обоснование математики и математического естествознания. Но
полнота научного знания не исчерпывается принципами одной механики;
обоснования требует и органический мир, причем обоснования имманентного,
собственно органического; наряду с механикой существует и органика,
создающая предмет описательного естествознания, отличающегося от
математического естествознания и, следовательно, исходящего из иного
принципа объяснения. Этот принцип Коген находит в третьей "Критике" Канта:
принцип формальной целесообразности, причисленный Кантом к регулятивным
идеям, поскольку конститутивное применение его чревато, по Канту, "авантюрой
разума". В этом своем значении, как идеи разума, принцип формальной
целесообразности выходит за пределы как биологии, так и совокупности
математического и описательного естествознаний, играя роль систематизатора
научного знания как такового. Именно здесь выявляется полная идеальность
этой систематизации, поскольку эмипирическое осуществление ее недостижимо.
Следует, поэтому, выйти за узкие рамки конститутивности и исходить из
регулятивности; в этом пункте "поправки" Когена принимают характер прямой
реформации кантовской философии. Речь идет о переосмыслении
"трансцендентальной диалектики", или учения Канта об идеях.
Внимание Когена в первую очередь останавливается на проблеме "вещи
самой по себе", этой crux metaphysicoxum критики познания. Двоякое понимание
ее встречает нас у Канта: трансцендентное (источник опыта) и
трансцендентальное (предел опыта). Противоречия, связанные с первым
пониманием, известны: "вещь сама по себе", будучи источником аффицирования
субъекта, становится трансцендентно понятой причиной и тем самым саботирует
критическую философию откровенным привкусом догматизма. Парадокс Якоби,
гласящий, что без этой предпосылки нельзя войти в систему Канта, с ней же
невозможно там оставаться, грозил этой системе разрушением. Нельзя войти,
ибо "вещь" порождает чувственный материал познания, без которого категории
остались бы вне действия и познавательный акт не смог бы начаться. Нельзя
оставаться хотя бы потому, что причина, будучи одной из форм рассудка, не
может одновременно быть вне и независимо от рассудка, как
метафизически-гипостазированная категория. Таким образом, ситуация
действительно выглядит безысходной. С одной стороны, Кант должен был
отказаться от этой "вещи" ради провозглашенного им самим "коперниканского
переворота". С другой стороны, он не мог отказаться от нее в силу двух
обстоятельств, во-первых, из-за имманентной необходимости "вещи самой по
себе" (первый тезис парадокса Якоби), во-вторых, из боязни перед идеализмом
берклеанского типа и скандальности такого идеализма (этот второй аспект
остроумно обозначен Лаасом как "конвульсивное доказательство вещи самой по
себе"). Но "Критика чистого разума" предлагает, наряду с трансцендентным, и
трансцендентальное объяснение "вещи". Здесь "вещь" становится демаркационным