"К.А.Свасьян. Философии символических форм Э.Кассирера" - читать интересную книгу автора

Кассирера, настолько фрагментарно и в ряде мест даже неверно характеризует
его мысль, что скорее запутывает, чем проясняет внимание исследователя.
Определить истоки и предпосылки философии Кассирера - задача нелегкая, тем
более нелегкая, что и в самой этой философии нелегко сочетаются зачастую
противоположные тенденции; "неокантианец", стиснутый нетерпимыми
предписаниями трех кантовских "Критик", безудержно рвется здесь (мы увидим
еще) вспять и вперед. Приставка "нео" оказалась в судьбах кантианства
центробежной силой; навязчивый лозунг Отто Либмана "Назад к Канту!",
порожденный энтузиазмом философски участившегося пульса, выявил в скором
времени всю свою опрометчивость, ибо "назад к..." реально обнаружило себя
как "назад через...", либо даже как "вперед от...". Оба порыва были
зафиксированы в остром тезисе Виндельбанда, гласящем, что "понять Канта,
значит выйти за его пределы";[1] любопытно спросить: что, с точки зрения
самого Канта, могло бы быть за его пределами? Самый короткий перечень будет
здесь достаточен: интеллектуальная (!) интуиция, признанная Когеном;
трансцендентность (!) предмета познания у Риккерта; категориальное (!)
переживание (!) сверхчувственного (!), допускаемое Ласком. Серия
восклицательных знаков вполне выразительно говорит за себя; эти же знаки в
определенном ракурсе становятся вопросительными, бросая тень вопроса на само
словообразование "неокантианец", которое оказывается contradictio in
praepositione, противоречивейшим существом. Отмеченные порывы сполна
наличествуют и у Кассирера; зачастую столь властно, что он в самых
неподходящих случаях странным образом и довольно неубедительно вспоминает
(лучше сказать, поминает) вдруг Канта, словно бы заверяя свою верность ему -
верность, вряд ли имеющую что-либо общее с прославленной deutsche Treue, ибо
о какой же верности Канту может идти речь в сплошных реминисценциях
неоплатонизма! Судьба этих порывов (а иногда и срывов) рисует нам
своеобразную мозаику мыслей, провоцирующую умственную леность исследователя
на шаблон очередной этикетки "эклектик". Но исследователь, утрудивший себя
чтением и прочтением "Философии символических форм", не удовлетворится
подобной оценкой; Кассирер не так прост, чтобы можно было попросту
регистрировать его sui generis "словечками"; мысль его открыта всему
философскому наследию прошлого и пропитана многими значительными веяниями
этого наследия. Следует, впрочем, отметить, что перечень этих веяний, каким
бы интересным ни был он сам по себе, не должен заслонять их трансформацию и
новый своеобразный вид в преломлении мысли немецкого философа. К Кассиреру в
этом отношении вряд ли приложима язвительно-меткая характеристика Эд. фон
Гартмана, назвавшего современную философию "повторным курсом" именно
вследствие неоригинальности и эклектичности ее. "Философия символических
форм" если и повторяет уже высказанное, то потому лишь, чтобы энергично
напомнить забытое, и для того лишь, чтобы выковать уже высказанному
фундаментальную и настолько новую форму. "История науки, - процитируем
самого Кассирера, - изобилует подобными примерами, показывая роль, которую
играет для решения какой-либо проблемы или комплекса проблем приведение их к
четкой и ясной "формуле". Так, большинство вопросов, нашедших решение в
ньютоновском понятии флюксий и в лейбницевском алгоритме дифференциального
исчисления, существовало уже до Лейбница и Ньютона и было исследовано с
самых различных точек зрения - алгебраического анализа, геометрии и
механики. Но лишь с нахождением единого и всеохватного символического
выражения все эти проблемы оказались действительно преодолимыми".[2] Как бы