"Татьяна Львовна Сухотина-Толстая. Дневник " - читать интересную книгу автора

страх остался, что он едет куда-нибудь оттуда, и я его спросила, тем более
что вчера он мне сказал: "Завтра опять, вероятно",- когда я его спросила,
когда опять кутеж предстоит. Но он как будто удивился и говорит: "Как?
Сегодня?" Милый, хороший!
Он вышел и посадил нас в карету. Погода была страшная: 30 градусов
мороза и метель ужасная. Он, разгоряченный, стоял на подъезде с раскрытой
грудью, шинель только на плечах держалась. Я крикнула ему, чтобы он
закутался, но он только улыбнулся и покачал головой. Наши лошади от мороза
кинулись в галоп домой. Мне вдруг так стало странно, что я на два дня теперь
с ним рассталась. Как я их проживу? А вдруг он простудится и заболеет и я
даже этого не узнаю сейчас же, и если узнаю, то что я могу? Нет, а что, если
он меня разлюбит? Тоже я ничего не могу. И я так испугалась этой
беспомощности, т. е. не беспомощности, а того, что я совершенно бессильна во
всех отношениях, что у меня нет сил его удержать, что он может меня
разлюбить. Все-таки у меня одно огромное утешение: это то, что две зимы я
была очень счастлива, что он не только ни за кем другим не ухаживал в свете,
но даже нынешней зимой я ни разу не видала, чтобы он с удовольствием говорил
с какой-нибудь барышней. Разве мудрено, что он для меня стал дороже всех в
мире? Я мало избалована любовью, потому это меня еще больше трогает.
Этот бал был в четверг на масленице, а в воскресенье должна была быть
folle journee {конец масленицы (франц.).} у Владимира Андреевича.

12 апреля. Четверг.

Только что приехала от Ховриных и, еще в розовом платье, села писать.
Пробило два. Мне сегодня было весело. Т. е. не весело в душе, а такое было
возбужденное, лихорадочное состояние, которого только и хватило на один
вечер, да и то не на целый: к концу я почувствовала себя такой усталой,
унылой и измученной. В сущности-то я разбита, физически и морально, т. е.
одно происходит от другого. Я кашляю, у меня грудь болит и потому уныла и
устаю от всякого беспокойства, как, например, сегодняшний приемный день,
болтовня сегодня вечером, мой постоянный кашель. Всякое маленькое
противоречие или неудача меня раздражает так, что мне трудно слезы удержать.
Мне очень стыдно в этом сознаваться, но не могу ничего делать и ни о
чем не думать, кроме одного. Мне бы раз еще его увидеть, чтобы успокоиться.
Но это без конца: если я его увижу раз, мне все-таки покажется, что для
того, чтобы вполне успокоиться, мне надо его увидать еще раз, а так опять
все пойдет сначала и так далее. Я решила, что я жалобиться на свою судьбу не
могу, а я примусь за живопись, за музыку, за переписывание тетрадей Ильи и
вообще за жизнь, которая будто когда-то начнется. А жалко этой жизни,
которая была. Жалко то, что она никогда не повторится, что, что я ни делай,
ее не возвратишь, и не только не возвратишь, но даже забудешь все, что было.
Еще мне жалко, что есть карточка, сделанная для меня и по моему совету в
профиль, которой я, вероятно, никогда не буду иметь. Когда я приехала с
лицейского бала, я увидела, что та, которую он мне дал, совсем не так
хороша, как мне там показалось. На folle journee я намеревалась ему это
сказать. Я должна была с ним танцевать утром третью кадриль, а вечером
котильон.
Утром я ездила с графиней Капнист. Первую я танцевала с Соловым (так
смешно и как-то совестно было танцевать днем), вторую с Шаховским, а