"Татьяна Львовна Сухотина-Толстая. Дневник " - читать интересную книгу авторахотели ее положить между подкладкой и бархатом, но и это нам показалось
неудобным, тем более что к нам подошел Уваров, Сухотин, и мы пошли вальсировать "pour changer" {для разнообразия (франц.).}. Мы только друг с другом и вальсировали весь вечер, и весь вечер были неразлучны, болтали вместе, и когда музыка очень нас воодушевляла, мы пошли сделать тур вальса и возвращались. Третья кадриль началась, и мы пошли на наши места. Я говорю: "Неужели у нас есть визави?" - "Как глупо, что я не догадался, к несчастью есть, но мы это сейчас устроим". И действительно, мы предложили une contredanse constante {кадриль на все время бала (франц.).}, на что наши визави согласились. Хотя мы были в толпе, но нас никто не замечал, до нас никому дела не было и мы были заняты только друг другом. Он мне передал свою фотографию, и я ее положила за лиф, почти не посмотревши, но насколько я видела, она мне понравилась. "Я сделала огромную глупость, князь, что я вам дала свою карточку".- "Нет, скорее, что вы взяли мою. Разве вы не верите, что никогда, никто не будет знать этого?" - "J'espere que vous n'abuserez pas de ma confiance?".- "Non, je vois que vous ne me croyez pas" {"Надеюсь, что вы не злоупотребите моим доверием?" - "Нет, я вижу, что вы мне не верите" (франц.).}. Лучше возьмите ее назад. Графиня, неужели вы мне не верите?" - "Верю". Разве можно было не верить этим честным, правдивым глазам? "Графиня, графиня, чем все это кончится?" Не все ли равно, было бы теперь хорошо, конец какой сам придет, такой и будет. "Есть только один конец".- "Я его не хочу, я его не хочу!" - "Почему?" - "Потому что мне нужно мужа qui me domine {который властвовал бы надо мной (франц.).}, а вы..." - "Это могло бы быть, если бы вы очень меня любили, а это невозможно..." - вы..." Он мне рассказал, что два раза он любил; раз dans le monde {в свете (франц.).} (вероятно, Татю), а другой раз beaucoup plus bas {в гораздо низшем обществе (франц.).}. Что первый раз он очень любил, а его нет, а второй раз напротив. Потом мы говорили о его и о моей семье, он много расспрашивал и, казалось, интересовался моей жизнью. Во время вальсов мы были вместе, а потом Шаховской пришел за мной для мазурки. "А я ведь сегодня, кроме третьей кадрили, ничего не танцевал". Он это сказал без сожаления, но с удивлением, а меня это так порадовало. Он, Ваня Мещерский, первый кавалер, первый танцор в Москве, не танцует ничего и мазурку проводит стоя у колонны, и, как он потом сказал, стараясь глазами меня магнетизировать, чтобы я оглянулась в его сторону! Кого бы это не тронуло, а меня с ума свело. Пошли мы после мазурки ужинать, но Шаховской так устроил, чтобы ему места с нами не было. Он сел за другой стол, и нам было скучно. После ужина он стал уверять меня и Каткова (которому я обещала котильон), что я давно ему отдала сегодняшний котильон, но что я забыла, но мне ни с кем не пришлось танцевать, потому что музыканты так устали, что отказались играть. Как всегда, Ваничка меня свел под руку с лестницы, одел, сам оделся, но Кислинский и Катков пришли его звать опять наверх, где устраивался кутеж. "Я знаю, но я не пойду, я домой еду, я устал". Он посмотрел на меня и увидел, что я рада. А я была так горда! Они не скоро от него отстали, и пропасть их приходило его звать, все маленькие, во фраках, к нему становятся на цыпочки и уверяют что: "останься, так будет весело". А он, такой большой в своей шинели, красивый, и я вижу, что он тверд, как камень. Они ушли, но у меня |
|
|