"Татьяна Львовна Сухотина-Толстая. Дневник " - читать интересную книгу автора

человек!"
Он меня спрашивал: из всех молодых людей присутствующих за кого я могла
бы выйти замуж? (Я нахожу, что мы слишком много с ним говорим о замужестве.)
Я говорю, что, конечно, ни за кого. "Я знаю, кого вы могли полюбить: Максима
Ковалевского". Он угадал, но я не хотела сознаться. "Il a de l'esprit a
revendre {у него ума - хоть отбавляй (франц.).}. Но он такой мерзавец".
Потом он нашел, что я буду отвратительная жена.
"Au contraire, je ferai une petite femme charmante".
"Charmante oui, mais non une bonne femme" {"Напротив, я буду прелестной
женой". - "Прелестной - да, по вряд ли хорошей" (франц.).}.
Конец этого разговора мы вели после мазурки: мы сидели в гостиной. Я
его послала принести мне грушу, а в это время пришел Кислинский и занял его
место. "Воображаю, говорит, как Мещерский будет доволен". Потом пришел
Куколь, и они стали так врать, что уши вяли слушать. "Графиня сидит
совершенно как картинка et cette robe bebe est d'un charme... C'est
probablement pour faire contraste avec votre caractere que vous portez des
robes tellement bebe?" {А это детское платье очаровательно. Вы носите такие
детские платья, вероятно, контраста ради с вашим характером? (франц.)}.
На это приходит Мещерский и в ужасе перед ним останавливается. Потом он
Кислинского прогнал, а Куколь сам ушел. Оп принес мне грушу, а себе
мандарин, но моя груша оказалась такой деревянной, что мы трогательно
разделили мандарин пополам. Он меня позвал на мазурку у Уваровых, где мы
должны были быть через два дня. Я хотела перед котильоном уехать, но он
очень мило просил остаться. К нам пришли потом Мансуровы, которые оказались
нам cousins {двоюродными (франц.).}, и мы решили устроить "семейный
котильон": я с Манкой, а Кити с Ваничкой. Мы весь котильон почти не
танцевали и очень хорошо болтали вчетвером. Раз, когда Кити и Манко ушли
фигуру делать, Ваничка пересел ко мне и говорит: "Какой странный вы на меня
взгляд бросили, что он значил? О чем вы думали?" - "Верно, о вас, но что
именно, я не помню".- "Как вы часто больно делаете вашими словами". Я
удивилась: "Я? Неужели вам?" - "Да, но, может быть, это и лучше".
На другой день Мансуровы обедали у нас. После обеда мы поехали к ним.
Кити и я в парных санях, а Манко у нас на запятках и все пел. Мне было очень
весело; я очень люблю Мансуровых и мне всегда с ними приятно.
К ним приехали княжна Оболенская, m-llе Бахметева и Мещерский в винт
играть с Борисом Павловичем. Я была очень рада видеть Ваничку, хотя я с ним
двух слов не сказала и сидела у Кити в комнате, но мне было приятно
чувствовать, что он близко. Мы с Кити много о нем говорили. Уходя, он
напомнил мне, что я обещала ему мазурку у Уваровых, и мне было очень
неловко, потому что; я только что на вопрос Бориса Павловича: "С кем я
танцую мазурку у Уваровых?" - сказала, что я еще не знаю. Но он не слыхал,
что Мещерский сказал, и мне было совестно только самой перед собой, что я
соврала, но я чувствовала, что если бы я сказала правду, то ужасно бы
покраснела.
У Уваровых очень было весело. Я никогда такого успеха не имела; мне
казалось, что весь вечер устроен только для меня и что все приехали только
для того, чтобы со мной танцевать. Мазурку я танцевала с Мещерским, и было
очень хорошо. Перед ужином мы долго себе искали место и наконец нашли стол
на два прибора, за который нас посадила графиня Уварова, хотя мы и уверяли,
что это слишком трогательно. К нам присоединились Кити с Горчаковым, но у