"Татьяна Львовна Сухотина-Толстая. Воспоминания " - читать интересную книгу автора

Душку [Горничная моей матери] Лева одел старым майором, чудо, как
хорошо.
Сережку - его женой. Работника - кормилицей, а Ваську-белку [Сын
повара] спеленали и дали ему на руки. Потом устроили лошадей из двух
людей, а на лошади Душка.
Уже наши все были одеты - седьмой час, а Сережи нет. Мы уже стали
отчаиваться, как вдруг колокольчики, и ввалился Сережа с огромной
компанией, сундуком и разными шутками. Их провели в мою спальню, они там
одевались, Лева одевал своих в кабинете, Машенька своих - у тетеньки в
комнате. Я заботилась об освещении, угощении и, главное, о детях. Потом
приехали музыканты, скрипка и тромбон, вроде огромной, очень звучной
круглой гитары. Гриша с медными тарелками, одетый арлекином, весь в
бубенчиках, потом два мальчика Пьерро - два Брандта бабуринские [Брандт -
помещик, живущий в соседнем имении Бабурина.], потом его горничная и
кучерова жена - барин с барыней, потом мальчик - пастушкой. Все это - с
бубнами, шумом, хлопушками и тарелками, а сзади всех огромный, почти до
потолка, великан, отлично сделанный. Под великаном был Келлер [Немец,
учитель Гриши Толстого], который и заставлял его плясать. Эффект был
такой, что и сказать тебе не могу. Пришло пропасть дворовых, Арина, одетая
немцем; начали есть пирог. Боб попался Брандту, и он выбрал Вареньку, их
посадили на трон, и потом уж пошел такой хаос, что и описать нельзя.
Песни, пляски, игры, драки пузырями, хлопушки, жгуты, хороводы,
угощение и, наконец, бенгальский огонь, от которого у всех ночью и на
другой день была головная боль и рвота.
Я все больше сидела внизу с детьми...
На другой день все остались у нас, мы ездили на двух тройках кататься,
все перегоняли друг друга, тоже с большим азартом. Вечером дети играли в
разные игры и потом, на третий день, собрались все домой... Мы поехали
провожать, Лева, я и Сережа-маленький. Но только выехали в поле, поднялся
ветер, все вернулись к нам, обедали, Сережа уехал только поздно, а
Машенька с девочками в Пирогово"9.
Во всех этих маскарадах мы, дети, конечно, не участвовали, и я помнить
их не могу.
Много того, что мною до сих пор написано, я узнала от моих родителей,
от других близких мне людей, а также из разных писем.


III


Себя я начала помнить очень рано. Но часто то, что я помню о себе в
самом раннем моем детстве, путается в моем сознании с рассказами
окружающих обо мне, а также и с чужими воспоминаниями.
Мой отец в своих "Первых воспоминаниях" пишет о том, что он помнит себя
спеленутым и помнит, как мучительно он хочет выдрать свои руки из пеленок
и как страдает от того беспомощного состояния, в котором он находится 10.
Читая это место, мне всегда кажется, что и я помню то же состояние, -
помню себя туго спеленутой, негнущейся куклой, которую берут, поддерживая
рукой под голову, так как единственное место, которое еще может
перегибаться, - это шея, и кладут на что-то жесткое.