"Эжен Жозеф Сю. Жан Кавалье " - читать интересную книгу автора

думал с ужасом о том, что теперь Изабелла стала для него лишь предметом
мучительной жалости, Изабелла, так свято им любимая прежде! Он с ужасом
думал о том, что все будущее его любви, полной спокойствия и доверия, было
для него потеряно навеки.
При мысли об этом Кавалье чувствовал, что выходит из себя от гнева.
Протянув руку Ефраиму, он сказал ему:
- Ты прав! Ручьями текла кровь наших братьев до сих пор. Пусть же
наступит искупление!
- Раньше, чем наточить жертвенный топор, - сказал Ефраим, - обратимся
за советом к Святому Духу. Пусть говорит ребенок-пророк.
Он указал на Ишабода, дремавшего у подножия скалы.
- Пусть он говорит, - сказал Кавалье. - Но поторопитесь: солнце
поднимается все выше!
- Пусть сначала приведут сюда моавитянина, а потом моавитянку! -
обратился Кавалье к Эспри-Сегье.
Два горца отправились за Туанон и Табуро.

ПРОРОЧЕСТВА

Благодаря чему-то, вроде гласной исповеди Изабеллы перед своим женихом,
Туанон проникла в смысл таинственных слов, вырвавшихся у Изабеллы во время
сна в Алэ: "маркиз де Флорак - негодяй!" Смешанное чувство ревности и
ненависти к этой молодой девушке охватило Психею. Она была крайне раздражена
тем пренебрежением, с каким Изабелла говорила о маркизе: она скорее простила
бы ее любовь к Танкреду. Табуро был ни жив, ни мертв. Внутренне проклиная
свою роковую угодливость малейшим затеям Психеи, этот превосходный человек
не только не подумал упрекать ее, а, напротив, старался успокоить ее. Но она
не могла простить себе того, что завлекла Клода в такое несчастное
приключение.
- Успокойтесь! - утешал ее добряк. - Лишь бы мне выпутаться из такой
беды. Благодаря вам у меня даже явится возможность порассказать кое-что об
этих опасных минутах своим собутыльникам на улице Сент-Авуэ. Но если я не
выпутаюсь, - Табуро вздохнул, - это было бы крайне обидно: ведь мне всего
тридцать лет, и у меня сто тысяч золотых доходу... Ну так если не выпутаюсь,
клянусь вам, на меня нападет такой страх, что мне будет не до обвинений
кого-либо в своей злосчастной судьбе. В конце концов, делать нечего: нужно
покориться! Ведь, увы, вся жизнь, в сущности, маленькое путешествие - и
только.
Не успел Табуро докончить свои философско-печальные рассуждения, как
два горца явились за ним, чтобы отвести его к Ефраиму. А пока Клод изливал
свою душу, Психея, движимая бессознательным чувством кокетства, привела в
порядок свою одежду, несколько пострадавшую от дорожных неудобств. Она
пригладила и завила на своих хорошеньких пальчиках пышные волосы, разгладила
темную юбку, крепче затянула черные шнурки красного лифчика и стерла пыль с
ботинок из испанской кожи, которые дополняли ее наряд и пришлись почти впору
ее очаровательной ножке, так как принадлежали двенадцатилетнему ребенку.
Клод, следовавший, дрожа всем телом, за горцами, бросил на нее взгляд,
полный отчаяния, и сказал:
- Прощайте, тигрица, прощайте, Туанон! Бедный Клод не мог похвастать ни
красотой, ни благородством происхождения, ни мужеством, но что верно, то